9 
Он спросил:
— В тот первый раз, когда я был маленьким, для чего ты явилась предо мной?
— Я являюсь где и когда хочу, безо всякого повода, — сказала она беспечно.
— А на этот раз ты пришла выполнить условия сделки?
— В общем, ты недалек от истины. Последний раз я пришла потому, что ты смеялся, и твой смех звучал давно. Я захотела услышать его человеческим слухом.
— Разве ручей не слышит?
— Нет, он слышит. Я могу все слышать, слышать самое себя вдоль и поперек, от гор до… — Ее прекрасное лицо затуманилось. — Я могу все слышать. Но в то же время не совсем все так. Когда ты привязан к одному месту, когда ты просто точка, быстро движущееся пятнышко — здесь уже совсем другой расклад.
— Ты говоришь про то, как ты нас видишь? Мы для тебя пятнышки?
Она нахмурилась и повернулась на бок, спиной к нему, и ее крутое бедро, сияющее в лунном свете, казалось Перкару немыслимо прекрасным.
— Все это было прежде, а сейчас меня посещают разные воспоминания. Я помню, как я родилась, давным-давно. Помню, как я проходила через это место по старому сухому руслу ручья, вон там. — Она показала рукой куда-то вдаль. — А впрочем, мало, что изменилось, — почти всю жизнь было все так, как сейчас: я вздувалась от дождей, радостно встречала мелкие ручейки и вбирала их в себя. И обрывки воспоминаний обо всем этом живы во мне. Старики — мы зовем их альвы — приходили время от времени, они прикасались ко мне, но я не обращала на них внимания, хотя другие духи без конца о них твердили. А потом пришли твои родичи. Сначала они меня раздражали — я злилась и пыталась не замечать их. Именно тогда они зарезали ту девушку и бросили ее в воду. Ее кровь перемешалась с моей, и я чувствовала, как уплывает ее короткая жизнь. И совсем не так, как уплывает рыбка. Мне было очень грустно, грустно оттого, что люди думали, что я жажду таких жертв, но это не так, это не в моей природе.
— Но есть ведь духи, которые жаждут кровавых приношений, мне говорил об этом отец.
— Да, это необходимо наземным духам, хотя их мало заботят жертвоприношения как таковые. Без убийств лесу нечего будет есть, но я…
— Неужели ручьи не жаждут крови?
Перкар сначала ничего не понял. Рыдающая богиня не укладывалась ни в какое воображение. Однако она горько рыдала.
— Почему ты плачешь?
— Песня. Ты помнишь концовку моей песни?
Конечно же, он помнил. Разве мог он забыть ее песню? Он кашлянул, затем запел:
- Я плыву полноводным потоком,
- Я мерцаю в траве невысокой,
- Там, где конь из прохлады пьет.
- А потом мне конец настает, —
- Я — не я.
- Я не женщина боле.
- Боле нет ни сознанья, ни воли.
- Я теряюсь в Отце великом,
- Всемогущем и грозноликом…
Перкар закончил песню, глядя с удивлением в ее полные слез глаза.
— Что означают эти слова?
— Отец страшный жестокий бог, — после долгой паузы, наконец, промолвила она. — Он съедает меня. Он меня съедает. — Она содрогнулась, из груди вырвался хриплый свист. — Он каждый день проглатывает меня. Он проглотит семя, что ты заронил. Он всеяден.
Она поднялась, и теперь перед ним была настоящая богиня ночи. Хьюна коснулась ее своим серебристым светом.
— Держись подальше от него, Перкар, — сказала она.
— Остановись. Я люблю тебя. — И он тоже заплакал.
— Я всегда здесь. — Она вздохнула, и в этом вздохе Перкар уловил боль, как будто снова услышал ее слова: он все время меня пожирает. Перкар представил себе, как это происходит, постоянно, каждый день, так как с гор она падает прямо в него. И каков бы он ни был, этот Отец, все это неотвратимо.
Она ступила на воду, продолжая улыбаться ему. И вот, погрузившись, она слилась с водной гладью, пробежала рябью и стала ручьем.
Перкар смотрел, как она течет в глубокую ночь.
— Я люблю тебя, — повторил он, поднявшись, что бы идти. Он взял в руки меч, выкованный богом Ко, но меч больше не казался ему желанной ношей. Почему-то он был очень тяжелый. Однако в сердце Перкара не было грусти, как не было и горечи. Напротив, он чувствовал себя сильным и счастливым. Но в то же время и спокойным. И он был полон решимости.
Я непременно узнаю, что такое эта Река, пожирающая ее, пообещал он себе. Первым делом я этим займусь и докопаюсь до правды.
Перкар добрался домой только к утру. Встающее солнце прогнало из его души последние грустные мысли, осветив его путь, а заодно и крепкие кедровые стены дамакуты, отцовского форта. Он остановился перед небольшим храмом у подножия холма, на котором стоял форт, чтобы оставить немного вина маленькому богу, спящему там в камне. Петух прокричал где-то за стеной.
9 
