очень нудно 
111 
Хмельно молча вскочила на мотоцикл и рванула на полной скорости по дороге в Лебяжье.
Получив ружье, Степан Деряба выбросил из правого ствола пустую гильзу и покачал головой. — Убить могла, дура. — Что здесь произошло? — спросил Багрянов.
Но Деряба по вполне понятным причинам отказался рассказывать о том, что произошло между ним и Хмелько. Однако он сообщил, что направляется в Заячий колок.
— Тебе нечего там делать, — сказал на это Багрянов.
— Это что же, к друзьям-приятелям не пускаешь? — зло косясь, обтирая кровь с исцарапанного лица, спросил Деряба. — А какое у тебя на это право? Где законы?
— Если хочешь, садись, увезу в Лебяжье, — не отвечая, предложил Леонид и вскочил в ходок. — Бродить ночью по степи не советую: пьяный свалишься где-нибудь и уснешь на сырой земле. Едешь? Я трогаю.
— Трогай!
Какая-то странная нетерпеливость овладела Багряновьш с этой минуты. Он начал то и дело погонять Соколика, благо дорога шла в низину, где в правой стороне от нее лежали пресные озера. «Ну и отчаюга! — с восхищением думал Леонид о Хмелько. — С таким бандюгой сладила! До смерти напугала!»
Леониду вдруг вспомнилась одна девушка, которую ему пришлось встретить на фронте. Эта девушка — ее звали Катей, — оставшись одна от взвода, около часа отбивалась чем попало от группы гитлеровцев, пока на выручку к ней не подошли наши танкисты. Он видел, как генерал на лесной полянке перед строем солдат вручал Кате боевой орден. С той минуты сын танковой бригады Ленька Багрянов полюбил Катю такой пылкой и беззаветной отроческой любовью, что долгое время жил точно в бреду. Он не встречал больше Катю никогда, но образ храброй девушки около года тревожил его юную душу.
«Эта тоже не струсила бы», — подумал Леонид, вновь переносясь мыслями к Хмелько и воображая ее на месте бесстрашной Кати. Ни одно из тех чудесных качеств, какими обладала Хмелько в избытке и какими до сих пор любовался Леонид, не шло в сравнение с этим новым ее качеством, только что открывшимся в ней; Леониду казалось, что оно — это новое качество — самое важное для человека, начинающего жизнь в здешней степи.
Леонид не думал в эти минуты о Светлане и тем более сознательно не сравнивал ее с Хмелько. Но помимо его воли они сравнивались в его сознании сами собой. У Светланы вое было в будущем: и характер, который только-только начал крепчать, и та особенная женская красота, которой она едва лишь начинала светиться. Она была прекрасна больше всего именно тем. что обещала, отчего Леонид и сравнивал ее с зарей. Но то, что Светлана обещала в будущем, Хмелько имела уже сейчас…
Теперь Леонид хотел встретиться с Хмелько как можно скорее, позабыв, однако, с какой мыслью он уезжал из Заячьего колка. Он забыл, что должен был извиниться перед Хмельно и вырвать ее вон из своего сердца. Она вонзилась теперь в его сердце еще глубже — вот так зерновка ковыля вонзается в землю и обязательно приживается там, где вонзилась.
Сосновый бор и Лебяжье были уже близко. Леонид ехал низиной, которую затягивало легчайшей сумеречностью. Правее от дороги чернели заросшие камышами озера; далеко за ними, предвещая на завтра ветер, громоздились багровые облака. В левой стороне тянулись солончаковые хляби; там кое-где сверкала ярко-алая вода и покрикивали верные обитатели гиблых мест — чибисы. Чем-то необычна и немного тревожна была сегодняшняя вечерняя заря — вероятно, тем, что грозилась непогодой.
Вновь пошли реденькие тарначи. Соколик вдруг испугался чего-то и начал сбиваться с дороги. Сдерживая его, Леонид, не веря своим глазам, увидел влево от себя, около кустиков шиповника, Галину Хмелько. Она выпрямилась у мотоцикла, тыльной стороной ладони убрала волосы со лба и подставила лицо заре. Остановив Соколика, Леонид, быстро зацепив вожжи за решетку облучка, соскочил с ходка и нетерпеливо оглядел Хмелько. И опять что-то дрогнуло в нем, как тогда, у орлиного гнезда, и опять тревожное чувство пронзило и ожгло его всего, вплоть до последней кровинки… Но на этот раз он шагнул к Хмелько, не отрезвев. Нет, нельзя любоваться женщиной, ожидающей своего счастья! «Куда же я иду? Зачем? Что я делаю? Что мне надо?» — не говорил, а мысленно кричал Леонид на каждом шагу, кричал сердито и рсуждающе, с тяжелейшей досадой чувствуя, что совершает то, чего не должен совершать, и все же продолжал идти: неведомая сила, несмотря ни на что, влекла его к Хмелько. Он совсем не помнил в эти секунды о том, что хотел сказать ей, отправляясь в Лебяжье, он вообще не знал, о чем может говорить с Хмелько, но тем не менее всей своей мятущейся душой со стыдом и болью жаждал встречи с ней…
111 
