очень нудно 
51 
Письмо Сюзанны заканчивалось задушевнейшими из пожеланий, однако постскриптум поразил Али острее ножа: «Не знаю, как так оказалось и что это предвещает, но имя лорда Сэйна неоднократно упоминалось в связи с братниными мольбами, а равно и с претензией Банкира на аренду нашего дома. Как странно!»
Лорд Сэйн! Али не более, чем Сюзанна, способен был взять в толк, что означало имя отца, проникшее, подобно червю в бутон, в семейные дела Коридонов, если вообще что-то значило; однако с ответом на письмо он медлил и медлил. Много дней подряд он терзался раздумьями — брался за перо, начинал писать и тут же рвал бумагу — корил себя, проклинал, обзывал дурнем — и все-таки не мог связать двух фраз. Али понимал, что у него нет ничего, кроме слов, — а поскольку за ними стояла пустота, они были никчемнее песка для просушки чернил. Мужайтесь, писал он — или: Я никогда вас не покину; или: Мое сердце, как и моя рука, навеки принадлежат вам, — а потом комкал лист с этими беспомощными признаниями, которым не в силах был противиться, и швырял его в огонь. Так длилось довольно долго, пока Али не впал в отчаяние и — рискуя быть отчисленным на время или окончательно исключенным из Университета — вскочил в седло и помчался через всю страну, чтобы предложить Сюзанне — но что? При каждой остановке он задавался вопросом: что должен он ей предложить? Преданное сердце и надежная рука — на свете нет ничего нужней и бесценней — однако не всем бедам способны они противостоять. На полдороге, потерпев поражение от самого себя, Али повернул назад. Вновь оказавшись в своем углу, он довольствовался письменным ответом — но душа его была неспокойна. Писем от Сюзанны не приходило, и миновала не одна неделя, прежде чем он уверился, что их и не будет, что из-за своего бессилия другого он и не заслуживает, — Али уже готов был по окончании семестра покинуть Университет, и тут из Бата доставили новое письмо.
«Дорогой мой Али, — прежним обращением начиналось послание Сюзанны, и при этом приветствии краска горячего стыда прилила к щекам Али, так что с минуту он не в состоянии был читать дальше. — Порой и впрямь случается, что горчайшие скорби настигают нас, когда Счастье кажется ближе всего — или даже сбывшимся: так, видимо, произошло и со мной. Не знаю, как написать вам то, что должна: скажу прямо — хотя и думала, что умру на месте, узнав эту новость. Али — мой брат Коридон мертв. Едва добравшись до Тахо и еще не успев послужить королю и стране, он свалился в лихорадке, сгубившей немало наших воинов, которые ступили на землю той страны — проклятой страны… Нет! Мне нельзя жаловаться, мне надо запастись терпением и выдержать это испытание, иначе умру! Его нет — мы не увидим его больше — и от меня осталась только половина, а одной половине вряд ли суждено выжить. Надеюсь только, что мое новое положение — а прежнее должно вскоре перемениться — хоть отчасти поможет мне забыться, пусть ненадолго. Это и есть то Счастье, о котором я говорила: я выхожу замуж. И это наверняка счастье: именно так описывают замужество — и я уверена, что, хотя будущее и не влечет меня отрадными предвкушеньями, все-таки само положение может принести удовлетворенность — вернее, должно, поскольку выбора у меня нет. Джентльмен, которому я отдала свою руку, — тот самый, кто занимал Коридон-холл все эти месяцы, — имя его, вероятно, вам известно…» Чуть не ослепнув от слез, Али различил имя человека, действительно ему знакомого, — отца его сокурсника по колледжу, с которым однажды Али напился допьяна, — пожилого вдовца, уже похоронившего одну жену, — причем повстречал он его в обществе лорда Сэйна, когда впервые ехал по Лондону. Да, финансист был богат, однако ни недвижимой собственностью, ни знатностью не обладал — все это должна была доставить ему Сюзанна! Вне себя от горя, сменявшегося отчаянием, Али продолжал чтение: «О мой дорогой, дорогой Али! — заключала Сюзанна. — Когда будете думать обо мне, вообразите — если не угадаете сердцем тотчас же — скорбь моей бедной матушки, злосчастье моих младших братьев, лишенных руководства и примера для подражания! Более всего мне хотелось бы, чтобы вы сохранили память, какой я была — какими были мы — до того, как разверзлась пропасть, на дне которой я сейчас стою. И все же мне кажется: ваша рука, ваш голос даже сейчас подле меня. Мне так нужны ваши добрые пожелания — ваше заботливое внимание — особенно ваши молитвы, если вы их возносите, — и ваша драгоценная и нерушимая Дружба: ее, верю, не лишусь никогда — никогда — на Стезе, куда я только вступаю!»
51 
