Последние отзывы

  46  

— Обожаю такие фильмы, — шепнула она. — Сколько еще это продлится? Мы много пропустили?

— Нет, — сказал я, чмокнув ее в губы. — Еще долго.

Я вглядывался в ее профиль. Боже, как она мне нравилась! Это был новый поворот наших отношений. А что же тогда происходило до сих пор? До сих пор это не было похоже на влюбленность, еще меньше на страсть: скорее, нечто вроде суровой неизбежности каждодневной рутины.

В общем, получилось, что фильм про нудистов нас позабавил, а «Разрыв» оставил равнодушными.

Потом, на автобусной остановке, я спросил у Рейчел насчет уикенда. Она уклонилась от прямого ответа, сославшись на то, что, даже если мой отец позвонит, все равно могут возникнуть сложности.

— Мамочка действительно очень беспокоится из-за таких вещей. Может быть, из-за Папочки. Она была тогда такой молодой, и я думаю, она боится, что со мной, ну, случится то же самое.

Я вздохнул.

Ее рука заерзала в моей.

— Но если бы ты пришел и познакомился с ними, чтобы успокоить ее?.. — Она ущипнула мою ладонь.

— Хорошо, — сказал я. — Так и сделаю. Завтра? Просто прийти на ужин, или чай, или вроде того? Ладно. В таких вещах я силен.

— …Хотя Эдем и видится «целью» человеческой жизни, он остается исключительно воображаемой целью, а не социальной компонентой, даже как возможность. Этот довод применим также к литературной утопии, которая является вовсе не мрачным фашистским режимом, как это пытаются представить популяризаторы, а, скорее, моделью гармоничного сознания: жестко дисциплинированного, крайне избирательного в отношении искусства и так далее. Таким образом, Блейк, подобно Мильтону (помедлить), видел сокрытый мир, а также животный мир, в котором нам суждено жить, неизбежным дополнением к человеческому воображению. Человек не может избежать смерти, зависти, боли, похоти — всего того, что Вордсворт называет: «Всё — наше сердце, то, чем мы живем» (озадаченное трехсекундное молчание). Возможно, именно поэтому Блейк рисует только что созданного Адама со змеем, уже обвившимся вокруг ноги.

Так я закончил свое короткое, насквозь вторичное эссе, дополненное сценическими ремарками.

— Да-а, — произнес мистер Беллами. — Какие утопии вы имели в виду?

— Э-э-э. Платон. Еще Батлер.

Он задумался.

— И, конечно же, Бэкон. Шерри?.. Или джин?

— Джин, пожалуйста.

— Розовый?

— Наверное. — Это был самый благоразумный ответ.

Часы на церкви через дорогу пробили шесть. Мистер Беллами захихикал, готовя напитки.

— Как раз вовремя, — сказал он. — Да, «утопия» на самом деле означает просто «нигде». Что ж, мне это понравилось. Одно из самых стильных эссе, которые я слышал за последнее время. Лучше, надо признать, чем большинство студенческих работ.

Меня это не удивляло.

— Похоже, что вы много читали.

— Одно из преимуществ болезненного ребенка.

Он вопросительно поднял брови.

Я пожал плечами.

— Я проводил массу времени в постели, болея. И очень много читал. Все подряд, даже словари.

Мистер Беллами покачивался на пятках, стоя у мраморной каминной доски. У него из носа торчало столько длинных волос, что, наблюдая за ним уже целый час, я не мог с уверенностью сказать, что это не усы. Он выглядел лет на пятьдесят — и вел себя так, будто ему пятьдесят, — но ему было не больше тридцати пяти. Похоже было, что у него есть побочные доходы. Иначе с чего бы он вот так сидел в роскошной гостиной среди книг в тяжелых переплетах, попивая джин, притворяясь учителем английского и мечтая стать преподавателем Оксфорда, чтобы донимать там настоящих, живых пидрил-студентов?

— Очень впечатляет. Думаю, это пошло вам на пользу. Еще джину?

Это был мелкий коротконогий ублюдок, около метра шестидесяти. Косматый коричневый жилет, шишковатое лицо, рыжеватые мочалкообразиые волосы. С его богатством и аристократичностью он мог позволить себе не обращать на все это никакого внимания. Мистер Беллами выглядел совершенно бесполым, казалось, он не станет утруждать себя даже мастурбацией.

Беллами вернул мне стакан. Откуда-то слева он достал книгу и сунул ее мне в руку.

— «Потерянный рай», второе издание. Оно… ужасно красивое, правда? — произнес он трепетным голосом. — Да, я уверен, один из моих далеких предков написал утопический роман. «Оглядываясь в прошлое», вот как он назывался. Но я его не читал.

— Правда. Очень красивое издание, — сказал я, возвращая ему Мильтона.

  46