30 
– А теперь, – сказал Дринн, когда с едой было покончено, – теперь позвольте объяснить вам, почему мы так невежливо вас встретили.
– Чепуха, – хихикнул Шмендрик. Вино сделало его смешливым и легкомысленным, а глаза из зеленых стали золотыми. – Мне хочется знать, почему, по слухам, Хагсгейт полон упырей и оборотней. Это самая большая нелепица их всех, что я слышал. Коренастый Дринн улыбнулся, обнажив крепкие беззубые челюсти черепахи.
– Вот именно, – ответил он, – Дело в том, что город Хагсгсйт проклят.
Все в комнате сразу притихли, и в пивных отблесках очага лица горожан стали бледными и твердыми, как сыр. Шмендрик опять рассмеялся.
– Благословен, ты хочешь сказать. В костлявом королевстве Хаггарда вы словно другая страна, словно родник, оазис. Я согласен, здесь не без колдовства, но я пью за такое колдовство. Когда он поднял стакан, Дринн остановил его: – Не надо пить за это, мой друг. Не надо пить за горе, которому пятьдесят лет. Да, столько времени назад обрушилась на нас печаль, когда Король Хаггард построил свой замок у моря.
– Вернее, когда ведьма построила его, – погрозил пальцем Шмендрик. – Отдадим ей должное.
– А, так ты знаешь эту историю, – сказал Дринн. – Тогда ты должен знать и то, что, когда работа была закончена, Хаггард отказался заплатить ведьме. Волшебник кивнул.
– Да, и она прокляла его за жадность, то есть прокляла замок, я хотел сказать. Но какое отношение это имеет к Хагсгейту? Город ведь не причинил ведьме зла?
– Нет, – ответил Дринн. – Но он не сделал ей ничего хорошего. Она не могла разрушить замок или не хотела, так как считала себя художественной натурой и хвастала, что ее работа на много лет опережает свое время. Так или иначе, она пришла к старейшинам Хагсгейта и потребовала, чтобы они заставили Хаггарда заплатить ей, что причитается. «Посмотрите на меня и представьте себя на моем месте, – скрипела она. – Это же проверка и города и короля. Господин, надувающий старую уродливую ведьму, будет надувать и свой народ. Остановите же его, пока вы можете, пока вы еще не привыкли к нему». Дринн отхлебнул вина и задумчиво наполнил стакан Шмендрика еще раз. – Хаггард не уделил ей денег, – продолжал он, – а Хагсгейт, увы, не уделил ей внимания. Ее вежливо направили к соответствующим должностным лицам, после чего она впала в ярость и завизжала, что, желая совсем не иметь врагов, мы сразу приобрели двух. – Он остановился, прикрыв глаза тонкими веками, такими тонкими, что Молли подумала, что он, должно быть, видит сквозь них как птица. С закрытыми глазами он произнес: – Вот тогда-то она и прокляла замок Хаггарда, а заодно и наш город. Так его жадность погубила всех нас.
В наступившем молчании голос Молли Отравы ударил, как молот по наковальне, – будто она снова ставила на место бедного Капитана Калли.
– Вина Хаггарда меньше вашей, – дразнила она народ Хагсгейта. – Он воровал один, а вы вместе. Вы нажили беду собственной алчностью, а не жадностью Короля.
Дринн открыл глаза и сердито посмотрел на нес. – Мы ничего не заработали, – запротестовал он. – Ведьма просила о помощи наших родителей и дедов, и, уверен, по-своему, они, как и Хаггард, были правы. Мы бы решили совсем иначе.
Все, кто был помоложе, недовольно уставились на более старших. Один из них хрипло и мяукающе произнес:
– Вы решили бы все точно так же. Тогда был урожай, который надо было собрать, и хозяйство, за которым надо было следить… Как и сейчас… Был Хаггард, с которым надо было жить, как надо и сейчас. Мы прекрасно знаем, как поступили бы вы, – ведь вы наши дети.
Дринн взглядом заставил его сесть на место, в толпе негодующе заворчали, но волшебник утихомирил всех одним вопросом:
– В чем же заключалось проклятие? Имело ли оно какое-нибудь отношение к Красному Быку?
Как только имя Быка холодно прозвенело в освещенной комнате, Молли вдруг захлестнуло чувство одиночества. Не задумываясь, она задала вопрос, не имевший никакого отношения к делу: – А видал ли кто-нибудь из вас единорога? Вот тогда-то она поняла две вещи: разницу между молчанием и полным молчанием и то, что она правильно сделала, задав этот вопрос. Хагсгейцы пытались сохранить бесстрастное выражение лица. Дринн осторожно сказал: – Мы никогда не видим Быка и не говорим о нем. Все, что имеет к нему отношение, нас не касается. А вот единорогов – нет. И никогда не было. – Он опять налил вина. – Я повторю вам слова проклятья, – сказал он и, сложив руки перед собой, начал нараспев:
30 
