70 
Днем мы приводили в порядок отчетность по журналам и ведомостям, сдавали флагману запасы линя, гарпунов, пороха и одновременно наводили лоск на судне.
На флагмане пришлось снимать деревянный настил разделочной палубы и выбрасывать за борт, чтобы избавиться от тошнотворного, все пропитавшего запаха китовой сукровицы.
В Гибралтаре норвежцы должны были сойти на берег. Здесь наши пути расходились. Но местный консул норвежцев, зная, какими буйными бывают китобои на берегу, попросил капитан-директора «Салюта» не высаживать его соотечественников в Гибралтаре.
Пока мы запасались горючим, к «Салюту» на рейде подошел пароход «Осло-фиорд» и с борта на борт принял пассажиров.
За много месяцев совместного плавания норвежцы завели друзей среди салютовцев.
Прощаясь, они крепко пожимали руки нашим морякам.
Мы с китобойцев махали им шапками. А когда «Осло-фиорд», трижды прогудев, двинулся в открытый океан, русские китобои торжественно выстроились вдоль бортов и пожелали норвежцам счастливого плавания.
ВСТРЕЧА
Много дней мы провели в океане, не сходя на берег. Попутный ветер дул в корму, словно подгонял нас. Форсированным ходом мы пересекли Средиземное море и ночью подошли к Дарданеллам.
Огни по всему побережью оказались погашенными. Пролив был узким, как река. В ночной мгле опасно было плыть меж незнакомых берегов, тонущих в густой, темной зелени. Но мы смело двигались за флагманом, ориентируясь по кильватерной струе и приборам.
Наконец пройден и Босфор, за кормой осталась узкая полоска ворот в турецких бонах, загораживающих вход в пролив. Нас встретил родной черноморский ветер. Пахнуло родиной.
Чаще стали попадаться идущие навстречу тяжело нагруженные советские теплоходы. Увидя огромную «китомаму» и более дюжины ее деток, плывущих в кильватере, встречные корабли замедляли ход и приветствовали нас гудками и флагами. А мы им отвечали в пятнадцать паровых глоток. Получалось весело и торжественно.
Хотя на судах флотилии давно все сияло, «как чертов глаз», боцманская команда еще раз наводила блеск: закрашивала трещинки, малейшие пятна проступавшей ржавчины, надраивала медяшку.
— К берегу должны подойти как лебеди, — говорил Демчук. — Пусть видят, что на китобойцах не разгильдяи, а моряки плавают.
В каютах и кубриках моряки прихорашивались: сбривали выращенные в Антарктике усы, бородки, обрезали львиные гривы, надевали на буйные шевелюры сетки, чтобы волосы не торчали во все стороны. Тут же наглаживались парадные костюмы, белые чехлы для фуражек, надраивались ордена и медали. Настрое-ение было приподнято-праздничным.
Одесса показалась на другой день утром. Как бы рождаясь из сиреневого марева, она возникла на горизонте голубовато-призрачным островом, похожим на мираж. «Мерещится», — думалось мне.
Вдруг что-то сверкнуло и зажглось на солнце. Забравшийся в «воронье гнездо» Чувахин встрепенулся и с высоты заорал:
— Вижу… Одессу!
Все косатковцы, свободные от вахты, высыпали на верхнюю палубу.
Постепенно далекий берег стал обретать очертания. В бинокль уже можно было разглядеть сады пригорода.
Флагман сделал последний поворот. Китобойцы подровняли строй и, словно боевая эскадра, стали подходить к Одессе.
Я разглядел длинный мол порта и белый маяк. Чуть выше зеленели склоны бульвара, виднелась знаменитая одесская лестница и начинались центральные улицы города. Где-то за деревьями скрывалась гостиница, в которой поджидала меня Леля.
Нам навстречу мчались из Одессы быстроходные катера, моторки и парусники.
У скошенной трубы «Салюта» взметнулось белое облачко, и сразу же раздался чуть сипловатый густой рев «китомамы». Мы подхватили приветственное гудение, и каждый китобоец выпалил в воздух из пушки.
С берега на фоне голубого неба и бирюзовых волн все это, вероятно, выглядело очень торжественно и эффектно.
В ответ мы услышали такой же разноголосый гул из порта: нам отвечали корабли, стоявшие у пирсов и на рейде.
С суши полетели вверх разноцветные огни фейерверка. Достигнув зенита, они с треском рассыпались на мелкие осколки, оставлявшие в небе волнистые следы.
В бинокль я разглядел, что улицы, прилегающие к порту, полны народа.
— Вроде нас встречают, — выкрикнул сверху Чувахин. — Будто на демонстрацию… Со знаменами идут!
70 
