18 
– Объясни наконец, что происходит? – попросил Франсуа, беря ее под руку.
Сибилла попыталась вырвать руку, но он только крепче сжал ее, и больше она не сопротивлялась.
– Распсиховалась, – ответила она и ускорила шаг.
Ему пришлось довольно грубо дернуть ее за руку, чтобы остановить, иначе одна за другой две машины могли подтолкнуть ее, и на совершенно законном основании.
– Осторожнее! Шоферы не в курсе, что ты психуешь. А позволь узнать, из-за чего?
– Из-за того, что всех достали твои разговоры о деньгах и мужчинах-содержанцах! – сердито ответила Сибилла. – Куда важнее, что вот уже десять лет мы все делаем вместе, как любая другая пара.
– Конечно, – не менее сердито отозвался Франсуа, – но разве я не должен был отметить и поздравить себя с тем, что ты меня кормишь?
– А я у тебя живу!
– Может, не будем считаться? Не опускайся до мелочного убожества! Понять не могу, почему нельзя затронуть проблему денег и не впасть в постыдную мелочность. В цифрах ведь нет ничего дурного, они отчетливые, очевидные, разве что скучные. Постыдного в них нет ни капли, если только не считать их постыдными.
– Совершенно с тобой согласна, – подхватила Сибилла, – ты совершенно прав, говоря, что и счеты, и цифры скучны до ужаса…
Они улеглись спиной друг к другу, но Франсуа тут же вновь поднялся, собираясь дочитать книгу. Сибилла очень вежливо осведомилась, что именно он читает. Он так же вежливо сообщил ей название. Чуть позже он собрался даже поделиться с ней забавным резюме прочитанного, но Сибилла уже спала или делала вид, что спит. Не в правилах Франсуа было нарушать чужой сон или хотя бы его подобие. В общем, он признавал, что Сибилла вела себя безупречно, а он так себе. На этот раз она не кричала, что он возводит на себя напраслину, что хватит ему выдумывать, потому что благосостояние их держится на нем, и только на нем – на его силе, уме, основательности. А он как раз это и хотел бы от нее услышать, хотел, чтобы именно так она и думала. Впервые в жизни для Франсуа было важно, чтобы Сибилла верила в его практическую сметку, в его умение приспособиться к новым требованиям времени, в наличие в нем тех самых качеств, над которыми они всегда посмеивались, но которые, – он и сам хотел в это верить, – при необходимости всегда сможет проявить, хотя пока еще его серия «Великие поэты XX века» не самая прибыльная для издательства «Мессидор», а его слишком вольные статьи могли появляться только в таких же слишком уж вольных, а значит, и малоимущих газетах. И вот теперь выходило так, что когда он захотел изменить свою денежную ситуацию, то не понимал как. И ему особенно была нужна поддержка. Потому что если он и зарабатывал в своей жизни какие-то приличные деньги, то зарабатывал их только театром: инсценировками, переводами. И сейчас поклялся себе, что в следующий раз не будет швырять на ветер свои авторские, а отложит их для Сибиллы на старость. Обеспечит ее. «Если возможно – во времена Чернобыля – хоть что-нибудь обеспечить», – подумал он с нежностью к Сибилле, уменьшив свою вину, а значит, и раздражение своей будущей щедростью. И, как всегда, несколько утешившись приступом раскаяния, уснул.
* * *
– Как у вас дела? Я решила, что вы обо мне совсем позабыли, и мне стало грустно. У вас все в порядке? А как Сибилла Дельрей? Вы продумали наши театральные планы?
Да, ничего не скажешь, Муна Фогель была необыкновенно любезной женщиной и совсем незлопамятной, а может, и вовсе беспамятной. Франсуа по достоинству оценил ее непринужденный светский тон.
– Нет, как я мог позабыть? – отвечал он, но, как ему показалось, не слишком убедительно. – Я ведь знаю, как вы перегружены и работой, и успехами тоже. Мне очень понравилась пьеса Эсмонда. Уверен, что публике она тоже нравится.
– Но не настолько, чтобы не думать о следующей. Театр теперь не тот, что в былые времена, вы же знаете. Так, может, мы поужинаем вместе в ближайшее время? Не в самое, пожалуй, ближайшее – на будущей неделе. Как вы на это смотрите?
«Она не торопится», – меланхолически отметил про себя Франсуа. Но после двух месяцев молчания Муны ужин через неделю его не удивил. А он так заволновался, когда как-то случайно зашел в парфюмерный магазин и продавщица, открывая коробку, обдала его запахом рисовой пудры. Будто в свете вспышки он увидел и ощутил свою допотопную мумию. Когда-нибудь он расскажет Муне о рисовой пудре, если только им доведется дожить до дружбы, которая завязывается в Париже даже между очень непохожими людьми, – и чаще всего на почве совместного успеха… (Совместный провал укрепляет отношения куда реже…)
18 
