очень нудно 
84 
Я все еще в ужасе, хотя Макданн и на моей стороне, но я же вижу, что оптимизма у него поубавилось, а если его уберут, я вполне могу достаться плохим полицейским, тем, которым нужно только признание, и, господи помоги, я ведь в Англии — не в Шотландии, и, несмотря на Макгвайрскую семерку и Гилдфордскую четверку, закон до сих пор не изменен:[87] здесь тебя могут приговорить по неподтвержденному признанию, даже если ты и попытаешься потом от него отказаться.
У меня в связи с этим настоящая паранойя, я решил ничего не подписывать и беспокоюсь — не подписал ли я чего-нибудь такого, когда они только привезли меня сюда и сказали, что я должен подписать бумагу об изъятии личных вещей, или просьбу об оказании юридической помощи, или что-нибудь еще в том же роде, и я беспокоюсь — не подсовывают ли они мне что-нибудь на подпись, когда я устаю от конвейерных допросов и хочу только одного — добраться до кровати и уснуть, а они говорят, бога ради, сделай одолжение, подпиши и можешь идти спать, давай; это, в общем-то, формальность, и впоследствии ты можешь от всего отказаться, передумать, но на самом деле ничего ты уже не можешь, они врут, а ты не можешь; я даже беспокоюсь — не подсовывают ли они мне что-нибудь на подпись во сне или не заставляют ли они меня подписывать что-нибудь под гипнозом; черт, с них все может статься.
— Камерон, — говорит Макданн. Сегодня пятый день, утро. — Послезавтра они хотят предъявить тебе обвинение во всех этих убийствах и нападениях и передать дело в суд.
— О боже.
Я беру сигарету, Макданн дает мне огоньку.
— Ну что, так ничего и не надумал? — спрашивает он. — Так-таки ничего?
Он снова всасывает воздух сквозь зубы. Мне это начинает действовать на нервы.
Я качаю головой, тру лицо обеими руками, не обращая внимания на то, что дым от сигареты попадает мне в глаза и волосы. Я кашляю.
— Сожалею. Нет. Ничего не надумал. То есть думал-то я много о чем, но ничего…
— И ты мне ничего об этом не хочешь рассказать, Камерон? — говорит инспектор печально. — Ты все это держишь в себе, со мной не хочешь поделиться. — Он качает головой. — Камерон, ради всего святого, ведь я единственный человек, который может тебе помочь. Если у тебя есть какие-то сомнения, подозрения, ты должен поделиться ими со мной; ты должен назвать имена.
Я снова кашляю, разглядываю выложенный плиткой пол.
— Это, может быть, твой последний шанс, Камерон, — тихо говорит мне Макданн.
Я глубоко вздыхаю.
— Камерон, если ты кого-то хоть капельку подозреваешь, просто назови мне имя, — продолжает Макданн. — Может быть, их даже и на допрос не понадобится вызывать; мы не собираемся заниматься фабрикациями, никого не будем преследовать или обвинять во всех смертных грехах.
Я смотрю на него, я все еще не уверен. Мой подбородок все еще клином упирается в ладони. Я затягиваюсь. У меня снова трясутся пальцы. Макданн продолжает:
— Этим делом занимаются или занимались очень хорошие специалисты, настоящие асы, преданные своему делу, но теперь они преданы одной идее — обвинить тебя во всех других нападениях и усадить на скамью подсудимых. Я убедил важных шишек, что знаю к тебе подход, как никто другой, и могу помочь нам всем разобраться с этим делом, но я здесь как футбольный тренер, Камерон. Меня в любую минуту могут заменить, и я хорош, пока есть результаты. Пока что никаких результатов у нас нет, и меня могут выставить в любое время. И поверь мне, Камерон, кроме меня, у тебя здесь нет друзей.
Я качаю головой, я боюсь заговорить — боюсь потерять самообладание.
— Имена; имя; что-нибудь, что может тебя спасти, Камерон, — терпеливо говорит Макданн. — Ну хоть кого-нибудь ты подозреваешь?
Я чувствую себя, как рабочий в сталинской России, предающий своих товарищей, и все же говорю:
— Ну, я думал кое о ком из моих друзей…
Я поднимаю глаза на Макданна, чтобы увидеть его реакцию. На его темном, тяжелом лице озабоченное выражение.
— Да?
— Уильям Соррел и… это звучит глупо, но… его жена… Иво…
— Ивонна, — заканчивает Макданн, кивает и откидывается на спинку стула.
Он прикуривает сигарету. У него печальный вид. Он постукивает пачкой сигарет по столу.
Я не знаю, что думать или чувствовать. Нет, знаю. Я чувствую себя паршиво.
— У тебя роман с Ивонной Соррел? — спрашивает Макданн.
Я смотрю на него. Теперь я действительно не знаю, что сказать.
84 
