23 
— Они лежали в жилетном кармане вашего друга; полагаю, что они принадлежат вам.
А потом он показал рядовому сигару, которую обнаружил в одежде лейтенанта: диаметр ее в точности совпадал с размерами ожогов на коже солдата.
Шон Фланаган удалился куда-то в глубь дома, куда не проникал свет от открытого камина, и вернулся из сумерек с двуствольной винтовкой. Зарядил оба ствола, подошел к Северино Сосе, прицелился ему в лоб и взвел курки. В этот самый момент раздался вопль рядового Раттагана:
— Нет! Умоляю вас, не делайте этого!
Старик взглянул на солдата со смесью удивления и недовольства.
— И почему же нет? — попросту спросил он.
И тогда рядовой Раттаган начал говорить. Он рассказал то, что никогда никому не рассказывал. Он говорил на чистейшем английском языке. Он объяснил старику, почему нельзя убивать лейтенанта и какова его собственная роль на этой войне. Дед Раттагана родился в Белфасте, приехал в Аргентину совсем молодым человеком. Отец Раттагана был домоправителем в усадьбе семейства Анчорена, где бабушка служила гувернанткой; Раттаган говорил о своей матери и об образке святой Бригитты — совершенно таком же, как и тот, что лежал теперь на ночном столике. А еще он рассказал про своего брата. Глубоко вздохнул и снова заговорил. Его старшего брата звали Патрисио, Патрисио Раттаган, и он тоже читал Джойса и Йейтса, Синга и Бёрка, Голдсмита и Свифта, а еще одного ирландца, который на самом деле был аргентинцем, Уолша, Родольфо Уолша. Его брат тоже занимался литературой: Сегундо Раттаган мог бы процитировать наизусть всю книгу, написанную его братом Патрисио. Он рассказал, как однажды июльской ночью 1976 года возле дверей их дома остановился армейский грузовик и из зеленого брезентового кузова выскочил десяток вооруженных мужчин, как они взломали дверь, поднялись по лестнице, схватили его брата, протащили его вниз и избили на улице ногами. Обливаясь слезами, он рассказал, что сам он, Сегундо Мануэль Раттаган, спрятался тогда за дверью и пришел в ужас: он не понимал, что происходит. Он рассказал старику, как в буквальном смысле обкакался от страха. Его детские глаза запечатлели всю эту картину, а после он никогда не простил себе, что ничем не помог Патрисио. Рядовой помолчал, а потом сказал, что больше никогда не видел своего брата. Впервые в жизни Сегундо Раттаган признался, что с тех пор не мог жить спокойно: с течением лет лицо брата постепенно стиралось из его памяти. И все-таки одно лицо так и не забылось: оно появлялось перед ним каждую ночь, словно назойливая мошка. Солдат рассказал старому ирландцу, что так и не забыл лица того, кто отдавал распоряжения, когда увозили его брата. Он рассказал, что с тех самых пор повсюду разыскивал это лицо. В метро, в автобусах, в толпе прохожих, на страницах газет и журналов — пока в один прекрасный день не увидел его в телевизоре: это было коротенькое сообщение о героическом батальоне 63:3, который первым ступил на землю отвоеванных островов. И лицо это не смогло избежать притяжения славы и произнесло свое имя, глядя прямо в камеру: лейтенант Северино Соса. И вот тогда он, Сегундо Мануэль Раттаган, решил записаться волонтером в батальон 63:3. И, указав на человека, лежавшего бок о бок с ним, Раттаган сказал старику:
— Он похитил моего брата.
Когда рядовой Раттаган завершил свой рассказ, старик посмотрел ему прямо в глаза и долго молчал. Он присел, снова опорожнил одним глотком свой стакан и снова встал. Он заходил взад-вперед по комнате и в итоге изрек:
— Я понимаю вашу точку зрения, но если вас интересует мое мнение, его надо тотчас же пристрелить.
Не дожидаясь ответа Раттагана, Шон Фланаган подсел на край его кровати и рассказал, что привело его самого на край света. С моря доносились далекие разрывы бомбардировок, слышно было, как пролетали «харриеры». Старый ирландец впервые разглядел перед собой не солдата, а мальчишку. Он поставил перед ним стакан, плеснул виски — сначала себе, а после гостю — и с винтовкой на коленях осушил и этот стакан до дна. Затем старик хорошенько рыгнул и начал свой рассказ. Он бросал отрывистые фразы, разговаривал как будто со своим стаканом или — лучше сказать — с его содержимым, поскольку каждый раз, как стакан пустел, старик замолкал и, заново его наполнив, продолжал свой монолог. Старик поведал, что тоже родился в Белфасте, что в двадцать шесть лет женился на сестре милосердия, обладательнице самой потрясающей задницы на всю Ирландию, и что на следующий год у них родился сын Джеймс; дальше старик рассказал, что они были воинствующими католиками, что он входил в состав разных политических групп, а потом посвятил себя самой радикальной борьбе, пять лет просидел в тюрьме, а вернувшись однажды ночью к себе домой, обнаружил, что у него нет больше дома, что его разрушила бомба LVF.[11] Что обладательница самой потрясающей задницы на весь Белфаст превратилась в обугленный труп, который он с трудом узнал, и что его малютка Джеймс… Старик не мог продолжать свой рассказ. Этот великан с прозрачными глазами, этот гигантский дольмен, лишенный, казалось, всяких эмоций, вскочил, чтобы укрыться в самом темном углу комнаты, куда не проникал свет саламандры. До рядового Раттагана донеслись приглушенные стыдом рыдания. Рассказ на этом оборвался.
23 
