очень нудно 
41 
Ну так вот, сидели мы как-то поздним вечером в одном салуне на Ист-Хьюстон-стрит — дамы, которые ходят в это заведение одни… нельзя сказать, что это профессионалки… нет, они либо дурны, либо у них зуд в одном месте — да, это было заведение Гарри Хилла. Надо сказать, что салун довольно приличный, там даже музыка есть — скрипочка и гармоника. Было это в июне. В газетах как раз писали о летнем солнцестоянии. В газетах вообще пишут о том, что люди редко вспоминают, вы должны это признать, мистер Макилвейн. Мартину в ту ночь стукнуло в голову отправиться на Вудлонское кладбище и взглянуть на останки своего отца. Он хотел, чтобы я составил ему компанию… ну, чтобы мы вместе вскрыли гроб и посмотрели на пресловутый труп. Время уже перевалило за полночь, я был изрядно пьян, но помню, что мысль о том, чтобы откопать тело Огастаса Пембертона не пришлась мне по вкусу. Я встречал этого почтенного джентльмена пару раз, и у меня не было ни малейшего желания продолжить наше знакомство. Но Мартин очень хотел удостовериться, что покойник находится в надлежащем месте, то есть на кладбище. Помню, что толстуха, сидевшая за нашим столиком, хохотала, как сумасшедшая, слушая бред Мартина. Я и сказал ей, что, будучи мертвым, Огастас Пембертон, несомненно, в полном порядке… что его нынешнее состояние уже предполагает высшую степень совершенства, какой только может достичь человеческое существо. Короче, не успел я сообразить, что происходит, как Мартин ухватил меня за руку и засунул в извозчичью пролетку, и мы галопом поскакали к железнодорожному вокзалу и ухитрились успеть на последний ночной поезд. А может, это был первый утренний, кто знает? Но в вагоне мы были одни. Так мы доехали до деревни Вудлон. Вы знаете эхо место… На этом престижном кладбище хоронят всех окрестных богачей. Это фешенебельное кладбище. Мы вышли на темную платформу, не имея ни малейшего понятия, куда идти и что делать. Мне стало холодно. Я просто трясся от холода. Кто вам сказал, что погода всегда соответствует календарю? Выпивки у нас с собой не было. Я начал уговаривать Мартина отказаться от нелепого предприятия. На станции никого не было, зато стояла теплая печка. Мы могли бы посидеть около нее и дождаться, когда поезд пойдет обратно. Ясно, что рано или поздно он проследует в обратном направлении. Может быть, я пытался уговорить Мартина подождать до утра, а потом вскрыть могилу, чтобы мы хотя бы могли видеть, что мы делаем и кого ищем. Но этого я точно не помню. Я понимаю, почему он был захвачен своей идеей, он всю весну талдычил мне о своих странных видениях, я понимал, что все это чушь, но никак не мог решить, что лучше — посмотреть на останки папы или не посмотреть. Поэтому я ни мычал, ни телился. Мартин выглядел не трезвее меня, но его опьянение было совершенно особого рода. Он забыл обо всем на свете, кроме своей идеи. Если можно так выразиться, алкоголь не притупил, а, наоборот, обострил его внутреннее зрение. Это факт, что если любезный Мартин что-то втемяшит в свою упрямую голову, то спорить с ним бесполезно. Он умел внушать свою одержимость окружающим… В его присутствии вы чувствовали, что его потребность в вашей помощи и содействии делает вас вялым, неспособным к сопротивлению дураком и вообще лишает всяких остатков мужества. Все ваши моральные устои и убеждения куда-то испаряются. Итак, наш пьяный спор кончился полной победой Мартина. Я окончательно лишился всех вышеупомянутых качеств и дал увлечь себя на поиски семейного склепа Пембертонов.
Мы долго карабкались на какой-то холм. Я окончательно выдохся от этого восхождения. Улицы деревни были немощеными, вдоль них стояли редкие дома, а на центральной площади располагались магазин и деревянная церковь. Светила только луна, да и та на ущербе. Проходя мимо конюшни, мы услышали лошадиный храп, и в этот момент Мартин снова стал описывать свои видения, удивляясь, почему он все время встречал белый омнибус только в плохую погоду. Я не мог ничего вразумительного ему ответить. Только когда мы миновали деревню и пошли вдоль высокой опорной стены, меня наконец озарило, что мой друг и в самом деле намерен эксгумировать труп своего отца. Боже милостивый! И это современность, это девятнадцатый век! Наш город по ночам залит яркими огнями, по стране проложены трансконтинентальные железные дороги, я могу послать в Европу телеграмму по кабелю, проведенному по океанскому дну… Нет, в наше время не бывает гробокопателей. Мы не вскрываем могил!
41 
