очень нудно 
112 
Каждый ключ открывал все ящики одной тумбы. Здесь обнаружились стопки чистых конвертов, писчая и копировальная бумага; в одном глубоком ящике лежали исключительно картонные папки из-под копирки, в которых, похоже, хранилась корреспонденция, а в другом таком же ящике нашлись внушающие некоторую надежду разрозненные листки. Поставив свечу на футляр от пишущей машинки, я начала рыться в бумагах.
Шаги. На лестнице, сверху вниз.
Я оцепенела. Только сейчас мне пришло в голову, что нужно было открывать ящики по одному и не оставлять их выдвинутыми. Перетрусив до тошноты, я стала дрожащими руками рассовывать бумаги по местам, стараясь ничего не перепутать.
Кто-то стоял за дверью. Лихорадочно задвигая ящики один за другим, я кляла себя последними словами. Один ящик застрял. Пришлось потянуть его на себя и задвинуть непослушными пальцами вторично, под слегка измененным углом.
В замочной скважине заскрежетал ключ. Резким движением я подхватила свечу, и язычок пламени дрогнул. Мне на руку закапал расплавленный воск. Я едва не вскрикнула.
Дверная ручка повернулась. Метнувшись к ближайшему окну, я скользнула за штору и задула свечу; в этот момент кто-то отворил дверь.
Придержав полотнище, я с ужасом поняла, что шторы задернуты неплотно. Поправить их и не обнаружить своего присутствия было невозможно. (Кого это ночью понесло в контору? Неужели меня услышали? А может, здесь установили охранную сигнализацию, о которой я ничего не знала?) Мои пальцы, державшие штору, не могли расслабиться, а вот желудок – как раз наоборот, словно в наказание.
В щель шириной около дюйма я увидела Аллана, который вошел в контору, светя переносной керосиновой лампой. На нем был простой балахон, на ногах – мягкие тапки. Он запер за собой дверь и, позевывая, направился к своему личному письменному столу. У меня отлегло от сердца: похоже, он явился не потому, что я себя выдала. С осторожностью отпустив край шторы, я отступила вглубь, чтобы спрятать лицо. Оконное стекло холодило спину. Но даже отсюда я могла наблюдать за Алланом: он нащупал у себя на шее тонкую цепочку, снял ее через голову и нагнулся над центральным ящиком. Видимо, на цепочке был ключ. С его помощью Аллан извлек на свет небольшую вещицу – не то карманный калькулятор, не то пульт дистанционного управления – и, зевая, направился к двери в кладовую. У порога он помедлил, нахмурился, повернул голову и, как мне показалось, в упор посмотрел на меня. Не знаю, как я не грохнулась в обморок. Его ноздри втянули воздух.
Спичка! Меня как ударило. Спичка, которой я зажгла свечу; он учуял ее предательский серный запах! У меня кровь стыла в жилах. Аллан еще раз принюхался, посмотрел на керосиновый огонек, успокоился и покачал головой. Переступив порог кладовки, он затворил дверь. Я выдохнула, на радостях едва не лишившись рассудка. Ведь у меня хватило ума закрыть за собой фрамугу, хотя она и осталась не запертой на шпингалет. Теперь можно было утереть пот со лба. Сердце стучало прямо в ребра и рвалось из груди наружу. Я даже забеспокоилась, не может ли у человека девятнадцати лет случиться инфаркт.
Через несколько минут сердцебиение пришло в норму. Соскоблив с пальцев застывшие капли воска, я сунула раскрошившиеся обломки в карман. Кожу саднило; я полизала ее языком и помахала другой рукой, чтобы охладить увлажненные ожоги. Вслед за тем мне померещился голос. Голос Аллана. Можно было подумать, мой брат беседует с кем-то в кладовке.
Меня терзала нерешительность. Подслушивать под дверью было бы полным безумием: вдруг я не успею нырнуть в укрытие? Нельзя делать глупости, нельзя искушать судьбу. Я и так лишь в последний момент сумела привести в порядок секретарский стол – запас везенья был исчерпан. Оставалось затаиться на месте, дать возможность Аллану проделать задуманное, дождаться его ухода и продолжить поиск. Повернувшись к окну, я стала вглядываться в темноту, но во мраке не различала даже очертаний надворных построек. Нет-нет, в здравом уме нечего было и думать подкрадываться к двери.
Не знаю, что меня подтолкнуло, но именно это я и сделала: выбралась из-за шторы, сулившей относительную безопасность, и, восстанавливая в памяти вид конторы, на цыпочках приблизилась к двери.
– …Говорю же, у нее навязчивая идея, – донеслись до меня обрывки фразы; и дальше: – Ясно, ясно… Разве были еще какие-то письма?.. Да нет, откуда ей знать… не докопалась. Нет, тебе ничто не угрожает… Откуда я знаю, каким образом… она… это… помалкивает. Нет, на нее не похоже… Без понятия… Честно? Вот-вот, и эта старая карга Иоланда – туда же. Представляешь, она ее сюда подвозила.
112 
