140 
– Все наладится, я уверена. По-моему, твое место – среди нас.
– А вдруг не наладится? Ну, хорошо, ты не призрак, а она?
– Поверь, ее там не будет. Давай попробуем, бабушка, – настаивала я. – Для начала поживешь недельку-другую – посмотришь, как тебе это понравится. Сюда ты всегда успеешь перебраться, а может, в какой-нибудь другой пансионат, поближе к нам.
– За мной нужен уход, милая.
– Уход мы обеспечим, – пообещала я. – Думаю, я скоро буду дома и тогда сама стану за тобой ухаживать.
Она призадумалась.
– А телевизор у вас есть?
– Телевизора, допустим, нет.
– Хм. Ну, что ж поделаешь, – проговорила она. – Впрочем, невелика разница. Памяти-то у меня все равно не стало. – Она рассеянно уставилась на меня. – Ты точно знаешь, что наши согласятся меня принять?
– Все без исключения, – ответила я, а про себя подумала: почти не пришлось кривить душой.
Жобелия не сводила с меня глаз.
– Не сон ли это?
– Нет, не сон, и я – не призрак.
– Замечательно. Будь это сон, я бы не захотела просыпаться.
Она зевнула. Я поймала себя на том, что и сама не могу унять зевоту.
– Вижу, ты устала, милая, – сказала она, поглаживая мои руки. – Оставайся у меня ночевать. Так будет лучше. – Она кивком указала на вторую кровать. – Прямо тут и ляжешь. Договорились?
Я обвела глазами комнату, прикидывая, где можно повесить мой гамак. Но комната была для этого совершенно не приспособлена. Впрочем, я настолько обессилела, что могла бы уснуть и на полу – это был не худший вариант.
– А разве можно? -.спросила я.
– Отчего же нельзя? – сказала Жобелия. – Ложись. Спи.
***
И я осталась у нее на ночлег. Раз уж повесить гамак было решительно некуда, я устроила себе гнездышко на полу, между двух кроватей, укрывшись ничейным одеялом.
Двоюродная бабка пожелала мне спокойной ночи и потушила свет. Сон сморил меня почти сразу. Видно, мозги попросту отключились, вернулись в шоковое состояние. Последнее, что мне запомнилось, – это бабкин шепот:
– Малютка Айсис. Кто бы мог подумать?
Тут я уснула.
***
Меня разбудило хлопанье дверей и звяканье посуды. За окном было светло. От голода у меня урчало в животе. Голова кружилась. С трудом перекатившись на другой бок.
я подняла голову и увидела, что бабка Жобелия смотрит на меня сверху с ласковой улыбкой.
– Доброе утро, – сказала она. – Гляди-ка, и вправду настоящая.
– Доброе утро, бабушка, – проскрипела я. – Конечно, настоящая: не сон и не призрак.
– Славно. – В коридоре опять что-то звякнуло, теперь уже прямо за дверью. – Надо тебе уносить ноги, пока не поздно.
– Ты права.
Я вскочила, наспех застелила пустую кровать лежавшим под дверью покрывалом и вернула на место стопку бабушкиной одежды. Пригладила волосы ладонью, потерла щеки. Потом присела на корточки у изголовья и, прощаясь, взяла Жобелию за руку.
– Помнишь вчерашний уговор? – прошептала я. – Переедешь к нам жить?
– Ах, ты об этом? Право, не знаю, – ответила она. – Совсем памяти нет. А ты серьезно? Ну, не могу сказать. Подумаю на досуге, милая, если не забуду.
– Уж ты, пожалуйста, не забудь, бабушка.
Жобелия нахмурилась:
– Я тебе вчера говорила, какие у меня были видения? Говорила про особый Дар? Кажется, да. Я бы и раньше давно рассказала, да ты бы не поняла, мала еще была, а мне пришлось бежать от ее призрака. Я тебе говорила?
– Говорила. – Я осторожно пожала ее мягкую, сухую ладонь. – И про видения. И про Дар – как ты его передала дальше.
– Это хорошо. Я рада.
Из коридора слышались голоса. Они удалялись, но я не стала медлить и поцеловала бабушку в лоб.
– Побегу, – сказала я. – Но скоро вернусь. И заберу тебя домой, если будет твое согласие.
– Ладно, ладно, милая. Будь умницей. И запомни: нельзя откровенничать с мужчинами.
– Запомнила. Бабушка?..
– Да, милая?
Я скосила глаза на коробку, которая осталась стоять на ночном столике.
– Ты позволишь мне взять расчетную книжку и десятифунтовую бумажку? Обещаю вернуть в целости и сохранности.
– Конечно, бери, милая. А фотографии не возьмешь?
– Одну, если можно – дедушкину.
– Можно, можно. Хоть все забирай. Меня они не волнуют. Уже давно. Пусть молодые волнуются, так я считаю. Да только им, видно, наплевать. А тебе не наплевать. Нет, даже не так: тебя это заботит.
Фотография, расчетная книжка и десятифунтовая купюра перекочевали во внутренний карман моей куртки.
140 
