30 
А чтоб я так знал!..
***
– Трещины в обшивке! Нарушена герметичность корпуса!
– Сорван такелаж!
– Прорыв канализации!
– На камбузе потоп!
– Движок чихает!
– Гиперпривод?! – внутренне обмирая, выдохнула О'Райли.
– Он самый…
– Без паники! Телепень, доложить ситуацию! Коротко и ясно!
– ..! и…!!! И еще:..!!!!!!
Прежде чем вмешаться, Альеносхромп удовлетворенно почесался. Все шло путем. Вот и Большой Бах! Итак: гребень набекрень, когти втянуты, присед на полусогнутых… Ритуальная поза «Не имей сто граблей».
– Моя Люлька – ваша Люлька! – объявил брат по разуму.
И прослезился.
– Милый!
– Дорогая!
– От имени профсоюза гей-андроидов!.. позвольте выразить!.. троекратно!..
– Ничего другого от своего делириум тременс я и не ожидал!
– Рвем когти! Землячок, давай вперед! – деловито прервал общий экстаз Небейбаба.
И только цырлы скрежетнули по драному линолеуму.
– Телепень! – рявкнул Стриммер, вдруг вспомнивший, кто здесь капитан. – Гони вьючных киберов к стык-шлюзу! Все на погрузку!
– А я?! – динамики взвизгнули от неподдельного испуга.
– Сколько времени нужно, чтобы тебя развинтить?
– Я сам! Я быстро! Начинаю саморазвинчивание!
– Не дрейфь! Без тебя не улетим…
– И заодно выясни: куда эта зараза дела Росинандоса?
– Да я пытаюсь…
– Правильно. И пытай, если надо!
– Господа! Грузить только самое необходимое!
***
Киберы надрывались от усердия, рискуя заработать грыжу. На инабль переправлялись: мерзлый лейтенант Губер, полутораногий Гамарджоба и вырубленный Полянкер, коконы наслаждений с корсарами под кайфом, демонтированный Телепень (чувство юмора везли отдельно на трех тележках), мешки с сухим хересом, тюбики шашлыка и солянки по-этрусски, патронные ящики и разобранный танк «Тортилла», обеденные сервизы, запас носовых платков… Альеносхромп наскоро сращивал обе Люльки, ампутировав без наркоза издыхающий космогрыз. Внутренняя перистальтика гнала в грузовые лежбища поток яиц, закукленных Добрых Мамочек (эро-трансформация затягивалась) и сувениры с «Летучего Китайца». Сыроежка качал в свой мицелий ту Мамочку, что героически пожертвовала счастьем ради подруг, и внедрял провод-лозу в Телепня, которого ласково звал «мой железный брат».
Капитан покидал борт корабля последним, слегка покачиваясь.
Вскоре распухшая от изобилия Люлька набрала скорость. А за ее кормой уже кипел Большой Бах, заставляя звезды моргать и тьму меркнуть.
– Слышь, земляк, – сипло спросил Небейбаба, догрызая последнюю зубочистку. – У тебя тут курить можно?
Глава семнадцатая,
в которой танцуют танго и играют из ящика, лезут под блузку и собираются в рай, а в самом конце наступает самый конец
…Наконец-то они остались вдвоем!
Сизый от усталости Стриммер скомандовал «Отбой!», и, сопровождаемый андро-стюардом, удалился в бывший яичник, наскоро переоборудованный под спальню. Небейбаба на всякий случай лег у порога загерметизированного стык-шлюза Люльки, обняв верный гэппер. Что же касается О'Райли, то корабельный распорядок был ей не писан. В итоге рубка Люльки, заваленная ящиками, узлами и баулами, превратилась в уютное гнездышко влюбленных.
– От меня не сбежишь! – в любой бочке кокетства есть своя ложка правды. – Ублажимся, пупсик? Фокстрот? Танго?
Ритуальные пляски Беспредельцев были Альеносхромпу внове, но у него оказалась хорошая наставница.
– Сыроежка, «Брызги Шампанского»! Или хотя бы «Jealousy»!
– Напойте, барышня. Ага, спасибо. Итак, в исполнении секстета дверных скрипачей…
– Пупсик, цырлы подбери… лапу на талию, вторую сюда… Вот тебе гвоздика, возьми в клыки. И – начали!
На третьей минуте, воодушевившись, Ублажитель-IV для равновесия взмахнул хвостом. Крышка ближайшего ящика отлетела с треском.
– Осанна! Аллилуйя! Аз есмь, и еще какой аз!
Из раскуроченного патронного ящика восстал пропавший без вести Санчос Мигель Каррамба Хуан Луис Мария Росинандос-младший! Второй пилот щеголял парчовой рясой адепта радикально-реформаторской церкви «Эдем Возвращается», украшенной лозунгами и благими вестями. Остатки волос эдемовозвращенца стояли нимбом, искрясь и потрескивая.
«Ты – отмычка к райским вратам!», «Добьемся мы Освобожденья!», «Яблоки – опиум для народа!», «Даешь эдемократию!», «Вера – не роскошь, а средство…» – успела прочесть Ева на рясе.
30 
