очень нудно 
60 
— Против кого?
— За что?
— Против дураков, бюрократов, дармоедов… Я не говорю уже о внешних врагах, империалистах разных…
— А когда их не станет?
— Ну да!
— Я не заглядываю так далеко! И в царство всеобщих поцелуев не верю. И среди ангелов жить не желаю! Скучно. Я сам злой и, возможно, бываю несправедливым. Мал был — маму обижал. Куда ты меня такого денешь? — горячо наседал Ходас на Костю.
— Разошелся! — укорила его Вера, жена Лопатина.
Иван осекся, повернулся к хозяевам: как они на это? Ярош ободряюще кивнул головой. Шикович сказал:
— Я согласен, Иван. Коммунизм построят не святые, а мы с вами, каждый со своим характером, часто весьма противоречивым и сложным. Однако бесспорно и то, что мы должны стать лучше, чем есть. Избавиться от пережитков… Как этого добиться скорее? Что по-вашему имеет первостепенное значение в воспитании чувств, коммунистической культуры?
Иван задумался. И все примолкли — раздумывали.
— Коллектив, — первым отозвался Тарас. — Труд, — почти одновременно с ним сказал Лопатин, принимаясь за кусок пирога, который подсунула ему заботливая женушка.
— Борьба! — не отступал Ходас от своего.
— Правда! — Славик сказал это серьезно, убежденно. — Покуда будет ханжество, обман…
Кирилл Васильевич переглянулся с женой и, должно быть, хотел что-то ответить сыну. Но опередил Костя.
— Любовь! — крикнул он.
— Тебя все-таки клонит к Иисусу Христу, — поддел дружка Иван.
— Почему любовь, Костя? Объясни!
— Любовь не в узком понимании. А вообще— Любовь с большой буквы. К родине, к труду, к людям, близким и далеким…
— Какая щедрая душа, — с доброй улыбкой сказала Галина Адамовна, так, что услышали только свои — Майзисы и Шиковичи. — Его, верно, никто никогда не обижал.
Ярош тихо сказал Кириллу:
— Представитель поколения, которое не знает, что такое ненависть, — и уже в полный голос, обращаясь к Косте и остальным: — По-моему, Костя, такая любовь — это цель, а не средство. То же самое и твоя правда, Славик. К такой правде и к такой любви мы придем… безусловно, Иван, через борьбу с собственными недостатками и со всеми теми, кто будет мешать. И, наверно, правы Тарас, Василь Петрович, что труд… труд в коллективе… общественно полезный — главный фактор. Раз уж Кирилл Васильевич свернул на теорию, пускай он и подводит итоги. А мне хотелось услышать от вас более простые ответы. Чтоб каждый о себе. И я скажу о себе. Планы, мечты, желания… Вот Генрих молчит…
Генрих, который и в самом деле не произнес ни слова, смущенно улыбнулся. Взгляды друзей обратились к нему — они ждали с явным любопытством. Он пригладил ладонями волосы и задержал руки на затылке.
— Мечты — они ведь меняются, Антон Кузьмич. Когда я был школьником, я очень любил читать романы. Ну, Вальтера Скотта, Дюма… И мне страшно хотелось быть рыцарем, спасти принцессу — обязательно принцессу! Не ниже! — и… жениться на ней.
Раздался смех. Но он не смущал Генриха.
— А теперь я еженощно сижу над теорией машиностроения, сопроматом, мечтаю, как бы скорее сдать экзамены, стать инженером и… жениться на Зое Крахмаловой.
Грохнул такой хохот, что из-под стола испуганно выскочила кошка.
Вера, утирая слезы, объяснила хозяевам:
— Он всегда так: молчит, молчит, а потом как скажет…
А Генрих повернулся к Славику:
— Твоя очередь. По порядку.
— Я? — удивился Славик, ткнув себя пальцем в грудь. — Почему я? О чем мечтаю? Ни о чем! Хочу? — Он обвел дерзким взглядом всех сидящих за столом, потом повернулся к Маше и сказал как будто ей одной: — Хочу улететь в космос. В пустоту. Где никто не будет приставать с вопросами и читать морали.
Все неловко затихли.
Валентина Андреевна, пряча глаза, сжала руку мужа, умоляя молчать.
Маша, отвлекая внимание от Славика, сказала задорно:
— А я знаете о чем мечтаю? Выйти замуж | за доброго, умного человека и народить добрых, | умных детей.
Хотела, чтоб это приняли, как шутку, но встретилась глазами с серьезным и удивленным взглядом Наташки и… смутилась, покраснела. Показалось, что сказала при девочке что-то неприличное. Наверно, из-за этого смущения никто не стал шутить над ее признанием. Однако Маша это восприняла как всеобщее осуждение. Почему они такие серьезные? Почему жена Яроша так сверлит ее взглядом? Правда, сам Антон! Кузьмич улыбался:
— Вот это земная мечта! — И еще что-то добавил. Но Маша не услышала. В ухо ей жарко дохнул Славик.
60 
