очень нудно 
101 
Итак, она была права. Один действительно блефует. Его чары на исходе, он один, и единственное преимущество, которое у него осталось, — прочная верность ванов — скоро исчезнет.
По его пятам Скади вернулась в пасторский дом, вбежала в полуоткрытую боковую дверь и метнулась разбудить Ната.
— Он здесь, — сообщила она.
Нат коротко кивнул. Похоже, внезапное пробуждение ничуть не смутило его. На самом деле Скади не была уверена, что пастор вообще спал. Он встал, и Охотница увидела, что он лежал в одежде. Его глаза мерцали в лунном свете, зубы скалились, цвета не выдавали ничего, кроме возбуждения. Одна его рука немедленно схватила Хорошую Книгу, лежавшую у кровати, другая вцепилась в золотой ключ на кожаном шнурке.
— Помнишь, что делать? — спросила Скади.
Нат молча кивнул.
Этельберта громко завизжала при виде белой волчицы у своей постели, а затем еще громче, когда Скади приняла свой обычный вид. Ни Охотница, ни сам Нат не обратили на нее ни малейшего внимания.
Лежа в кровати, она дрожала в своей ночной рубашке.
— Нат, прошу тебя, — взмолилась Этельберта.
Нат даже не посмотрел на жену. По правде говоря, в этот миг он вообще не слишком походил на Ната, стоя у постели в рубашке и брюках. Его длинная тень металась по потолку, и сияние — она была уверена, именно какое-то сияние — исходило из его горящих глаз.
Этельберта села, она все еще была до смерти испугана, но старалась выразить свое возмущение, свою ярость на это бесстыдное создание, эту голую гарпию, которая соблазном увлекла ее мужа в глубины безумия и даже хуже того. Она знала, что никогда не была красавицей, даже в юности. А если бы и была — сама майская королева недостойна была прислуживать демонице, которую он называл Охотницей. Но Этельберта любила мужа, каким бы тщеславным и пустым он ни был, и не собиралась сложа руки стоять и смотреть, как его пожирают.
— Прошу тебя, — повторила она, цепляясь за руку мужа. — Пожалуйста, Нат, отошли ее. Отошли их всех, Нат. Это же демоны, они лишили тебя разума…
Пастор только засмеялся.
— Вернись в постель, — велел он, и в темноте его голос обрел звучность, которой был лишен при свете дня. — Это не твоя забота. Я служу Ордену, и не смей лезть в его дела.
— Но, Нат, я твоя жена…
Он взглянул на нее, в глазах его крутились колеса странного пламени.
— У экзаменатора Ордена нет жены, — сказал пастор. И потерял сознание.
Всего на несколько секунд. Скади привела его в чувство резким щипком. Этельберта села с глазами, полными слез, плотно прижав руки к губам.
«У экзаменатора Ордена нет жены».
Что он имел в виду? За ум Этель Парсон ценили не больше, чем за красоту. Все знали, что она купила положение на отцовские деньги. Независимо мыслящей она тоже не была. Никто и никогда не спрашивал ее мнения. Ей всегда говорили, что довольно выполнять свой долг: быть хорошей дочерью церкви, хорошей госпожой, хорошей хозяйкой, хорошей женой. Она также надеялась стать хорошей матерью, но этой радости ей не довелось испытать. Однако дурой Этель тоже не была, и сейчас она отчаянно пыталась сообразить, что происходит.
«У экзаменатора Ордена нет жены».
Что это значит? Этель, разумеется, не питала иллюзий насчет привязанности мужа. Уродины редко выходят замуж по любви. Но денег, в отличие от красоты, с годами часто становится лишь больше. И все же быть отвергнутой столь жестоко, да еще перед ней…
«Не время себя жалеть, Этельберта. Помни, кто ты такая».
Внутренний голос, который произнес эти слова, звучал грубо, но отчего-то знакомо. Этельберта слушала его со все возрастающим удивлением. «Да это же мой голос», — подумала она. Впервые в жизни в ее голову пришла подобная мысль.
Она посмотрела на мужа, все еще лежащего на полу. Этельберта испытывала множество чувств: тревогу, страх, боль предательства, обиду. Она все это понимала. Но было еще кое-что, что она не без удивления определила как презрение.
— Этель… — слабым голосом произнес Нат. — Принеси мне воды и одежду. Сапоги из чулана и платье для госпожи. Твое розовое шелковое сойдет или сиреневое.
Этельберта помедлила. В конце концов, повиновение было в ее характере, и казалось настоящей изменой устраниться и ничего не делать, когда муж просит. Но тот внутренний голос трудно было игнорировать, единожды услышав.
— Сам принеси! — рявкнула она, запахнула халат и вышла из комнаты.
101 
