17 
— Ну, сначала я бросила Турис, — начала она. — А потом просто… указала на нору и вроде как… крикнула в нее…
— Какие слова ты произнесла? — быстро спросил Одноглазый.
Мэдди встревожилась.
— Что-то не так? Я что-то не так сделала?
— Просто ответь, Мэдди. Что ты сказала?
— Ничего особенного. Какую-то ерунду. Даже не заговор. Все случилось так быстро, я не могу вспомнить… — Встревоженная, она оборвала себя. — Что не так? — повторила она. — Что я сделала?
— Ничего, — тяжело уронил он. — Я знал, что это всего лишь вопрос времени.
— Что — это? — спросила девочка.
Но чужак лишь молча смотрел на Лошадь за гривой высокой травы, подсвеченной утренним солнцем. Наконец он заговорил:
— Мэдди, ты растешь.
— Ну да, наверное.
Мэдди нахмурилась. Она надеялась, что разговор не превратится в лекцию вроде тех, насчет превращения в женщину, которые она иногда выслушивала от преисполненных благих намерений деревенских кумушек.
Одноглазый продолжал:
— Особенно выросли твои силы. Ты и раньше была сильной, чтобы начать, но теперь твои способности пробуждаются к жизни. Конечно, ты их пока не контролируешь, но это придет. Ты научишься.
И вправду лекция, подумала Мэдди. Пусть и не неприличная, как разговоры о превращении, но…
Одноглазый рассказывал:
— Чары, как ты знаешь, могут спать годами. Как этот холм спал долгие годы. Я всегда подозревал, что, когда одно проснется, другое ненамного отстанет от него.
Он остановился, чтобы набить трубку. Его пальцы немного дрожали, когда он вминал в чашу курительную траву. Стая гусей, вытянувшись клином, пролетела мимо, к Хиндарфьяллу. Мэдди проследила за птицами, и у нее внезапно мороз пробежал по коже. Лето давно кончилось, и осень скоро уступит место зиме. Почему-то от этой мысли девочка чуть не расплакалась.
— Этот ваш холм, — наконец произнес Одноглазый. — Долгое время он спал так тихо, и я даже подумал, что, быть может, неправильно прочитал знаки и это всего лишь очередной аккуратный курган Древних дней, как я изначально и подозревал. Видишь ли, множество других холмов — и родников, и каменных кругов, и менгиров,[4] и пещер, и колодцев — давало те же знаки, но в итоге оказывалось пустышкой. Но когда я нашел тебя… с той рунной меткой… — Он резко замолчал и сделал ей знак прислушаться. — Ты слышала?
Мэдди покачала головой.
— Мне показалось, я слышал…
Одноглазый подумал, что это похоже на жужжание пчел. Рой пчел, запертый под землей. Что-то, что стремится разрушить стены темницы…
Какое-то мгновение Мэдди раздумывала, не спросить ли его, что значит «с той рунной меткой». Но она впервые видела своего старого друга таким взволнованным, он был настолько не в своей тарелке, что девочка поняла: лучше дать ему время.
Он снова посмотрел на холм Красной Лошади и на вздыбленную Лошадь, залитую утренним солнцем. «Такая красивая, — подумал чужак. — Такая красивая… и такая смертоносная».
— Не понимаю, как вы здесь живете, — произнес он, — учитывая, что спрятано под холмом.
— Ты о сокровище? — выдохнула Мэдди, которая никогда не забывала сказки о зарытом золоте.
Одноглазый задумчиво улыбнулся ей.
— Так оно правда здесь?
— Оно здесь, — признал Одноглазый. — Оно пятьсот лет лежало в земле и ждало возможности вырваться на свободу. Без тебя я отступил бы и никогда бы больше о нем не думал. С тобой у меня появился шанс. Но ты была так юна, совсем крошка. Кто знает, какие силы разовьются в тебе со временем? Кто знает, кем ты можешь однажды стать со своей руной?
Мэдди слушала, широко распахнув глаза.
— Поэтому, — сказал Одноглазый, — я стал учить тебя. Я научил тебя всему, что знал сам, я следил за тобой, отдавая себе отчет, что чем сильнее ты становишься, тем скорее случайно потревожишь то, что спит под холмом.
— Гоблинов? — спросила Мэдди.
Одноглазый медленно покачал головой.
— Гоблины — и их капитан — знают о тебе со дня твоего рождения. Но до сих пор у них не было повода опасаться твоих способностей. Однако твоя утренняя выходка все изменит.
— В смысле? — тревожно спросила Мэдди.
— В смысле, их капитан не дурак, и если он заподозрит, что мы охотимся за… сокровищем…
— То есть гоблины могут найти золото?
Одноглазый нетерпеливо фыркнул.
— Золото? — повторил он. — Эти бабушкины сказки?
17 
