На краю леса Медвежат сидел Локи. Голова у него все еще болела. Пламя — его имя, и пламя — его характер, и в Подземном мире Локи дал ему волю, ругаясь на множестве языков и ломая множество маленьких ценных предметов, которым не повезло оказаться поблизости.

Он знал, что ошибся. Он недооценил Мэдди, и не один раз, что простительно, а дважды, что непростительно. Он был беспечен и самодоволен. Он был обманут — девчонкой! — и, что, разумеется, хуже всего, он позволил ей уйти с Шепчущим.

Шепчущий. Трижды проклятая штуковина. Именно поиски оракула, а не страх перед людьми на холме выгнали Локи из его крепости, хотя теперь, наблюдая за холмом с подходящего дерева, он чувствовал себя не в своей тарелке при виде людской толпы, собравшейся вокруг Ока Лошади.

Туда явились констебль, мэр в форменной шляпе, несколько сотен мужчин и женщин, вооруженных вилами и тяпками («Как грубо», — подумал Локи), выводок невоспитанных детишек, несколько землеройных машин, запряженных быками, и, разумеется, пастор, который нарядился в праздничную рясу, уселся на белого коня, взял с собой подмастерье и вслух читал из Книги Бедствия.

Все это само по себе было не так уж необычно. У людей время от времени начинались волнения, в основном из-за плохого урожая, падежа скота или вспышки холеры. Как правило, люди винили фейри во всех несчастьях, с годами родилась легенда, и теперь большинство деревенских, как и Нат Парсон, верили, что холм — обиталище демонов.

Локи никогда этому не препятствовал. В целом страх удерживал людей в отдалении, и, когда они выступали против гоблинов (примерно раз в двадцать лет), размахивая знаменами и реликвиями, клянясь выжечь паразитов раз и навсегда, они редко задерживались надолго. Двух-трех дней — и одного-двух заклинаний поэффективнее — обычно хватало, чтобы остудить их пыл. Кроме того, Око было надежно заперто. Запечатанное рунами, оно исправно противостояло любой попытке людей пробраться внутрь.

И все же на этот раз Локи было немного не по себе. Землеройные машины — что-то новенькое; за все годы, проведенные под холмом, он ни разу не видел такого большого и хорошо организованного сборища. Что-то случилось и распалило их. Набег, что ли? Какая-то шутка, выкинутая гоблинами в его отсутствие? Слишком поздно он сказал себе, что надо уделять больше внимания происходящему в Надземном мире, в особенности следить за пастором. Но, как всегда, приходилось отвлекаться на Шепчущего. Энергии этой штуке, похоже, было не занимать. Долгие годы большая часть сил Локи уходила на то, чтобы держать оракула в узде. А затем явилась Мэдди, и все внимание переключилось на нее.

И вот результат — кошмарная неразбериха.

Локи вздохнул. Трудно было выбрать худшее время для утраты Шепчущего. Локи не особо боялся людей. Пусть его чары перевернуты, он все равно не стал беспомощным. Даже машины — не такая уж угроза, им потребуются недели, а может, и месяцы, чтобы достать его.

Чего он боялся, так это их фанатизма, который сам по себе быстро погас бы, но в подходящее время да с подходящим лидером, который пробудил его, разворошил его, раздул его, накормил молитвами и Бедствием…

Разумеется, Локи слышал рассказы. Он сплел действенную шпионскую сеть с центром в своей крепости в Подземном мире и знал, что в последние несколько сотен лет слово из Края Света становится все сильнее, — слово Ордена, последователей Безымянного. Нарастает противоборство между людьми и фейри, что грозит величайшей Чисткой, Священной войной, которая сметет фейри с лица всех миров.

В Крае Света, если верить слухам, построены соборы, высокие, как горы, большие, как города, в них экзаменаторы держат суд, а их подмастерья свиток за свитком копируют бесконечные взывания на разукрашенном пергаменте.

В Крае Света правит Орден. Дурную кровь практически вычистили, с гоблинами и прочими паразитами разбираются эффективно и беспощадно. Если в Крае Света овца или корова родилась с рунной меткой, все стадо без промедления режут, если же — Законы милосердны — метку носит человеческий ребенок, его отбирают и передают под опеку экзаменаторов и никто о нем больше не слышит.

  46