очень нудно 
53 
— Мы приближаемся к Спящим, — отметила она.
— Ага, мисс, — согласился Сахарок, который нервничал все сильнее и сильнее по мере того, как они продвигались к своей цели. — Недолго осталось. Ну ладно, я свое дело сделал, и если никто не против…
Но взгляд Мэдди упал на что-то, на светящуюся точку, слишком бледную, чтобы оказаться пламенем костра, и слишком яркую, чтобы быть отражением на камне.
— Да это же дневной свет! — Ее лицо просияло.
Сахарок поразмыслил, не поправить ли ее слова, затем пожал плечами.
— Это Спящие, мисс, — тихо произнес он.
И в этот миг его отвага окончательно истощилась. Он многое мог вынести, но с него довольно. Для всякого гоблина настает время собирать остатки смелости и бежать. Сахарок-и-кулёк повернулся и припустил.
Мэдди подскочила к свету, слишком возбужденная, чтобы задумываться о дезертирстве Сахарка или о том, что свет на самом деле вовсе не похож на дневной. Он был холодным и серебристым, как бледный краешек летнего предвестника рассвета. Он был слабым, но вездесущим. Мэдди видела, что он окутывает стены коридора молочным свечением, выхватывая частицы слюды в скале и подсвечивая струйки пара, которые вылетали изо рта Мэдди в морозный воздух.
Теперь она увидела, что перед ней пещера. Коридор расширился, превратился скорее в тоннель, а затем оборвался. Мэдди, которая считала себя привыкшей к чудесам после приключений под холмом, протяжно вздохнула от удивления. Пещера была безгранична. Девочка слышала рассказы об огромных соборах в Крае Света, соборах, больших, как города, со стеклянными шпилями, и в ее воображении они чем-то походили на эту пещеру. Тем не менее прозрачная громада пространства едва не сокрушила Мэдди. Внизу простиралось колючее море светящегося голубого льда, над ним вздымались своды с тысячами поразительных завитков и вееров, поднятые на невообразимую высоту прозрачными колоннами, широкими, как амбарные двери.
Пещера была бесконечна — по крайней мере, так поначалу казалось, — и свет словно был пойман в древний лед, свет, сиявший, будто средоточие звезд.
Мэдди долго смотрела, затаив дыхание. Над головой кое-где проглядывало небо, тонкий ломтик луны рисовался на клочке темноты. Из щелей в сводах падали сосульки, с грохотом ныряли вниз, на сотни футов, и повисали кристаллами у нее над головой. «Если я брошу камень… — Мэдди внезапно пробрал озноб. — Или хотя бы повышу голос…»
Но сосульки были наименьшим из тысячи чудес, наполняющих пещеру. Там были филигранные нити не толще паутины, стеклянные цветы с лепестками из замерзшего тумана. Сапфиры и изумруды росли из стен; акров пола, более гладкого, чем мрамор, хватило бы и миллиону танцующих принцесс.
А свет, он светил отовсюду, чистый, холодный, безжалостный. Когда глаза привыкли, Мэдди увидела, что он состоит из следов-подписей. Их были тысячи, они прошивали восторженный воздух во всех направлениях. Мэдди никогда, ни разу в жизни не видела столько подписей.
Их яркость лишила ее дара речи. «Боги живые, — подумала девочка, — Одноглазый ярок, Локи еще ярче, но по сравнению с этим они лишь свечи в солнечный день».
С широко распахнутыми глазами она двинулась глубже в пещеру. Каждый шаг дарил ей новые чудеса. Мэдди едва могла дышать, едва могла даже думать — от удивления. Затем она увидела перед собой то, что мгновенно затмило все остальное: грубо высеченный блок голубого льда с тонкими колоннами по четырем углам. Мэдди вгляделась получше — и закричала, увидев замурованное глубоко подо льдом то, что могло быть только…
Лицом.
В полях к востоку от леса Медвежат Одноглазый наблюдал за птицами. В особенности за одной: маленьким коричневым ястребом, быстро и низко носящимся над полями. На охотничье поведение не похоже, думал Один, хотя добычи вокруг, несомненно, хватает. Нет, этот ястреб летал, словно чуял хищника, хотя так далеко от гор орлов нет, а только орел способен победить ястреба.
Ястреба. Но какого?
Это не птица.
Одноглазый практически сразу скорее почувствовал это, чем увидел. В движениях ястреба, быть может, или в скорости его полета, или в его цветах, каракулями покрывших небо, — наполовину скрытых садящимся солнцем, но таких же знакомых Одноглазому, как его собственные.
Локи.
Так предатель выжил! Один не слишком удивился — Локи имел обыкновение выходить сухим из воды, и этот ястреб всегда был его любимым обличьем. Но что, Хель побери, он делает здесь и сейчас? Локи лучше, чем кто бы то ни было, понимал, сколь безрассудно в Надземном мире выставлять свои цвета напоказ. Но вот он, ясным днем, и так спешит, что даже не прячет следы.
53 
