очень нудно 
67 
От Идун, как она вскоре обнаружила, помощи ждать не приходилось. Та достаточно внимательно выслушала рассказ Мэдди, но, похоже, не увидела в нем ничего опасного или неотложного.
— Один что-нибудь придумает, — заверила она и, по-видимому, сочла, что это успокоит девочку.
Но Мэдди не успокоилась.
— Должен быть способ, — сказала она. — Это все я виновата. Я взяла Шепчущего…
Идун сидела на ледяной глыбе и напевала. При упоминании имени Шепчущего она замолчала, и легкое беспокойство исказило ее черты.
— Те старые чары? — уточнила она. — Их лучше не трогать. От них никогда не было проку, одни только плохие новости.
Идун вытащила из волос гребешок, осмотрела его и снова принялась напевать, ее голос тонкой сладостной нитью парил в морозном воздухе.
Мэдди было ясно, что, какими бы силами Идун ни обладала, сейчас они ей ни к чему. Безумные идеи о том, чтобы пробить себе мыслями-взрывами выход из пещеры, были соблазнительными, но непрактичными. Девочка знала, что не поспеет в деревню вовремя, как бы ни старалась.
Оставалось одно решение, и, рассматривая его со всех сторон, взвешивая преимущества и недостатки, она все больше и больше убеждалась, что это ее единственная надежда.
— Выбора нет, — сказала она наконец. — Я должна разбудить еще одного Спящего.
Идун рассеянно улыбнулась.
— Было бы чудесно, дорогая. Совсем как в старые времена.
Мэдди подумала, что возрождать старые времена — последнее, что им сейчас нужно, но другого выхода она не видела. Вопрос в том, кого разбудить? И как ей убедиться, что, если она кого-то разбудит, все не станет еще хуже?
С тяжелым сердцем и Берканой, мерцающей на кончиках пальцев, Мэдди направилась к остальным Спящим. Идун хвостиком шла за ней по пещерам, как потерявшийся ребенок, напевая и восхищаясь огнями и цветами. Мэдди заметила, что, куда бы ни ступила Идун, лед быстро таял, превращаясь в морозные цветы и ледяные гирлянды, отмечавшие ее путь. Девочка не раз с опаской поглядывала на цепи сосулек, подвешенные над их головами, и старалась не думать о том, что случится, если Идун остановится где-то слишком надолго.
Вместо этого Мэдди сосредоточилась на Спящих. Они лежали в своих ледяных колыбелях, недвижные и мерцающие под сетью рун. Из семи осталось пятеро — четверо мужчин и одна женщина, — и некоторое время Мэдди бродила от одного к другому, пытаясь решить, кого выбрать.
Первым был мужчина мощного телосложения, с косматыми волосами и бородой, курчавой, точно пена. Его подпись была синей, как океан, он носил руну Логр под туникой из чего-то вроде мелкой чешуи, его ноги, крупные и красивые, были босыми.
Мэдди без труда узнала его по рассказам Одноглазого и сразу решила, что и речи быть не может о том, чтобы его разбудить. То был Ньёрд, Владыка Моря, один из настоящих ванов, бывший муж Скади, Охотницы. Их брак распался из-за непримиримых различий, но в то же время Мэдди чувствовала, что вернее будет Ньёрда пока не трогать.
Второй Спящий был похож на Ньёрда, с бледной кожей и светлыми волосами ванов, но Мэдди чувствовала исходящее от него тепло, которого не было во Владыке Моря. Он тоже был воином, с руной Мадр на груди и подзорной трубой на шее. Мэдди не сразу поняла, кто он, но в конце концов сообразила, что это златозубый Хеймдалль, вестник асов и недремлющий Страж Радужного моста. Даже подо льдом его ярко-синие глаза оставались открытыми и бдительными.
Мэдди прошла мимо него, дрожа от тревоги. Из собранных ею историй она знала, что Хеймдалль, верный Одину и асам, тем не менее страстно ненавидел Локи и вряд ли отнесется с симпатией к любому пытающемуся ему помочь.
Третьим был Браги, муж Идун. Высокий мужчина с руной Сол на руке и цветочным венком вокруг головы. Он выглядел благородным (Мэдди слышала о нем в основном как о превосходном певце и поэте), и она с удовольствием бы его выбрала, но Браги, как она знала, не был другом Локи, и ей не хотелось объяснять ему его роль — или, разумеется, свою — в том, что становилось настоящим клубком лжи.
Четвертый Спящий был закован в золото, золотом мерцали его длинные волосы. На его лбу сверкала руна Фе, рядом с ним лежал сломанный меч.
По соседству — на расстоянии вытянутой руки — покоилась последняя Спящая, женщина яркой и беспокойной красоты. Фе украшала ее, драгоценные камни искрились в ее волосах, ожерелье витого золота охватывало горло, ловя свет даже сквозь лед. Она удивительно походила на лежащего рядом Спящего, и Мэдди сразу поняла, что это Фрей и Фрейя, близнецы Ньёрда, которые вместе с ним присоединились к асам во времена Шепчущего.
67 
