очень нудно 
30 
Настоящий дождь возобновился лишь однажды, когда повозка оказалась в низине, буквально плавая в мутном потоке грязи, заливавшей все ее отсеки. Его подняли, заставив застонать, и кое-как усадили на боковую скамью. Квилан смог даже повернуть голову и приподнять одну руку, после чего в бессильной тоске увидел, как трое умирающих из последних сил боролись с заливающей их водой. И он видел, как они проиграли эту битву. Он и еще кто-то закричали, но их никто не услышали.
Повозка карабкалась, пытаясь вырваться из водного плена, мотаясь из стороны в сторону. Вода плескалась в отсеках, то обнажая, то пряча головы захлебнувшихся и облизывая его колени. И тогда он решил, что спасен лишь для того, чтобы еще раз увидеть Уороси. И действительно, скоро они выбрались из топи и медленно потащились дальше.
От жара двигателей вода скоро испарилась, оставив после себя лишь густо покрытые пеплом мертвые тела.
Они с трудом объезжали многочисленные воронки, перебрались через пару понтонных мостов, то и дело застревая в потоке других машин, несколько раз низко над ними пронеслись самолеты, и с их крыльев тоже сыпались пыль и пепел. Но повозка упрямо двигалась вперед.
За ним присматривали два ординарца, явно из Неслышимых – была такая каста, которая, по понятиям лоялистов, стояла выше Невидимых. Эти двое испытывали к нему странное чувство; с одной стороны – облегчение от того, что он не отдал концы и тем самым давал им возможность получить куш от выкупа; с другой – жалость от того, что он все-таки не сдох. Он же про себя называл их одного Говном, другого Пердуном, и даже гордился тем, что не знает их настоящих имен.
Квилан грезил в полубеспамятстве. И чаще всего ему мерещилась Уороси, будто бы не знавшая, что он выжил. И когда он вдруг являлся перед нею, она приходила в неописуемый восторг. И Квилан все пытался представить себе выражение ее лица после этого, и не мог.
Но, конечно, подобного случиться не могло. Если бы они поменялись местами, то он, как, наверное, и она сейчас, сделали бы все возможное, чтобы узнать, где каждый из них находится и как себя чувствует. И он бы никогда не поверил, что она погибла. И она сейчас не верит… конечно же. А потому она найдет его сама или ей сообщат, что он жив. И потому ему никогда не увидеть того выражения неожиданного удивления на ее лице. И все же Квилан упорно продолжал воображать это удивление и проводил за этим занятием часы, а повозка все скрипела, подпрыгивала и тряслась через выжженную равнину.
Когда он смог говорить, то сообщил ординарцам свое имя, но они, кажется, не обратили на это особого внимания. Их интересовало лишь то, что он был дворянин, в дворянском облачении и с дворянским вооружением. Так что имя его уже не играло никакой роли. Он бы мог попросить их связаться с начальством и передать сведения о себе, чтобы Уороси скорее нашла его, но какая-то инстинктивная животная часть старого вояки сопротивлялась этому. Сопротивлялась потому, что жив-то он, конечно, жив, но что от него осталось – неизвестно. И каким он теперь явится к ней – тоже непонятно. К тому же, он слабел день ото дня и мог умереть в любую минуту, так что обмануть ее сообщением, которое в любую минуту может оказаться ложным, он тоже не хотел.
Это было бы слишком жестоко: сначала узнать, что он выжил несмотря ни на что, а потом получить сообщение о его смерти от ран. И Квилан молчал.
Если бы у него была хотя бы малейшая возможность заплатить сейчас же выкуп или хотя бы деньгами ускорить эту поездку, он не остановился бы ни перед какой суммой, но денег у него не было, а силы лоялистов отступили, чтобы перегруппироваться во внутреннем пространстве Чела. Но это временно. Скоро Уороси все равно будет здесь. С ним. Живая. И он продолжал представлять себе это выражение счастья на ее лице.
Затем Квилан впал в кому. Впал еще до того, как они добрались до руин города Гольш. Выкуп и обмен произошли уже без его участия. А еще через три месяца закончилась война, и он снова оказался на Челе. И сразу же узнал, что «Зимняя буря» уничтожена… И Уороси погибла…
Квилан покинул этот корабль рано утром, когда задымился горизонт и сочный красный свет омыл три больших судна. Вслед за этим над ними замелькали стаи самолетов поменьше.
Скоро он оказался уже на другом судне. Теперь скоростной пикетный корабль преодолевал вместе с ним свой последний отрезок пути к Орбите Мэйсак. Скоро судно быстро прорвалось сквозь внутренние поля «Санкционированного списка» и быстро отделилось от его серебристой поверхности, беря курс на звездную систему Лэйслер, навсегда оставив суперлайнер, уже начавший совершать свой длинный разворот обратно к Челу – этой бездонной пещере, вспыхивающей меж звездами.
30 
