17 
– И все же я хотел бы вернуть свою одежду, – сказал Давид. Ему ее вручили. Когда он полностью оделся, заметил, что собралось уже более сотни людей с факелами, пришедших посмотреть на него. Они провозгласили его здравие и проводили к царской палатке.
Кто-то поднял перед ним портьеру. Палатка была освещена десятками ламп, поставленных на пол, далеко от стен, на плоских камнях. Саул находился в центре группы людей, большинство из них Давид уже видел: священник, сыновья Саула, его собственные братья. Лишь только он дошел до середины палатки, как Саул пошел ему навстречу, раскрыв объятия, обнял его с нежностью. Начался пир. Пир был военный, по правде говоря, – ягненок на вертеле, жареная птица, суп из зерна и салаты, но это был пир в честь Давида.
– Этот безоружный юноша поразил филистимлян самым страшным оружием – гневом божьим, – сказал царь. – Он доказал, что мужество сильнее оружия.
Немного растерянный, Давид опустил голову.
– Господь с нами, – произнес священник. И повернулся к Давиду: – Ты давно пользуешься пращой?
– С детства, – ответил Давид. – Это мой отец научил меня искусству обращения с ней.
Священник протянул ему кусок ягненка на конце своего ножа. Давид понял, какая ему была оказана честь. И все же, несмотря на все почести, он ощущал себя пленником. В этот вечер Давид научился носить маску. Он поднял смеющиеся глаза. Юноша спросил самого себя, почему царь не предложил ему дочь. Солдаты в Вифлееме говорили, что именно это будет ему наградой за победу над Голиафом. Он также спросил себя, какой будет обещанная плата. Возможно, было бы лучше не получать ни того ни другого, так как это усилит невидимые путы, связавшие его. Он сожалел о вчерашнем дне, когда он играл на лире в полях.
– А что ты будешь делать завтра? – спросил его священник.
– Я вернусь пасти овец. Его братья вскрикнули.
– Разве тебе плохо с нами? – спросил Ионафан.
– Как я могу осмелиться сказать такое? – ответил Давид. – Ведь Голиаф был один, и вот теперь он мертв.
Это всех рассмешило.
– Страна полна Голиафов, – сказал царь. – Нужно, чтобы ты остался с нами.
Давид кивнул головой; к его облегчению, разговор прервался.
Край палатки поднялся, вошел Абитар с сияющим лицом. Руки его посинели от тяжести копья и меча, которые он не выпускал уже много часов, сандалии были забрызганы грязью.
– Царь, мы их прогнали за Геф, Схарим и Аккарон, – объявил он торжественно. – Мы потеряли лишь десять человек.
– Сила Господа не имеет границ, – заметил священник.
– Садись, – сказал Саул, вставая, чтобы принять своего командующего и подать ему рог с вином.
Весь оставшийся вечер был посвящен кровавым рассказам.
Когда приглашенные расходились, голова Голиафа все еще лежала перед палаткой. Полумесяц на небе грозил разорвать облака.
Глава 9
ИОНАФАН
– Где ты будешь спать? – спросила тень, в которой Давид узнал Ионафана. – Я предлагаю тебе палатку.
– Я согласен, – ответил Давид.
– Давай немного пройдемся, чтобы рассеять запах вина.
Они пошли к восточному склону холма. Трава под ногами источала сладкий запах. Сели, Давид положил подбородок на руки, скрещенные на коленях. Давид почувствовал музыку, без инструмента, едва слышимую, вначале встревожившую его.
– Я подумал… – начал Ионафан и не закончил фразы. Давид даже не повернулся: он чувствовал, что Ионафан обязательно договорит.
– Я подумал, что, может быть, ты – посланник божий.
Давид молчал.
– За один день мир изменился, – задумчиво сказал Ионафан.
Сердце Давида забилось сильнее.
– Эта победа, – продолжил Ионафан, – эта победа была действительно знаком Всемогущего.
Давид слушал теперь внимательно, как лиса в ночной траве.
– Она все изменила, – настаивал Ионафан. – Ты меня слышишь?
– Каждое твое слово.
– Ты знаешь Самуила, ясновидящего?
– Самуила-судью? Я слышал, как говорили о нем, – ответил Давид.
– Самуил-судья сказал, что Бог отвернулся от моего отца.
– Почему?
– Потому что Самуил завидует моему отцу. Ты изменил это.
– Каким образом?
– Твоя победа показала, что тебя направил Господь, что через тебя он примирился с моим отцом.
– Через пастуха?
– Никто в лагере не думает, что ты – пастух. Все думают, что ты – посланник Бога.
– Камень в пращу… – сказал Давид с притворным равнодушием.
Его инстинкт не обманул его: он вошел в самую сомнительную из всех нор власти, потому что вмешался в отношения царя с Создателем.
17 
