90 
Давид оставался глух, хотя в таком городе, как Иерусалим, во дворце, наполненном женщинами и другими честолюбивыми людьми, интриганами, сплетниками, слух часто ползет подобно рою безумных ос. Авессалом убил его старшего сына. Давид не собирался распивать с ним вино.
Но дворец и Иерусалим не остались прежними без красоты и взрывов смеха Авессалома. Однажды на вечеринке по случаю визита какого-то царька Абисхай рассказал историю. Один старик, который плохо видел, напал на улице на кого-то, кого он принял за должника. Тот, оправдываясь, сказал, что он задолжал только шесть лир чечевицы, старик настаивал, и этот весельчак, чтобы положить конец этому скандалу на улице, пообещал ему вернуть долг в тот же вечер на углу улицы Ферроньэ. Старик пришел туда в назначенный час, и этот некто протянул ему большой мешок. Вернувшись к себе, старик обезумел от ярости, обнаружив, что в мешке была земля. Он направился немедленно к настоящему должнику. Там его встретили плачущие жена и дети. Должник умер накануне. Испугавшийся старик ушел домой, крича, что мертвец вышел из могилы, чтобы вернуть ему мешок земли! Взрывы смеха сопровождали рассказ. Но кто-то смеялся особенно прерывисто. Так смеялся Авессалом.
Давид поискал глазами того, чей был смех, – это оказался Адония. Он подражал манере своего брата.
– Что с Авессаломом? – спросил у него Давид, так как он знал, что Адония, как Иоав и Фамарь, обменивались с ним новостями через гонцов.
– Его старший сын, которому три года, умер. Его вторая супруга родила дочь, которую зовут Фамарь, – ответил Адония, немного сконфуженный тем, что отец уловил его сходство с Авессаломом.
Давид кивнул головой и задумался. Иоав заметил эту тень на его лице. Нет, царство не было царством без Авессалома.
Луны проходили. Одна за другой, они походили сначала на косу, которая угрожает срезать с неба звезды, потом на четвертинку дыни, которая заставляет вспомнить о жажде, потом на маску без черт лица, которая пугает преступников и восхищает безумные сердца… Однажды утром Эфраим сообщил Давиду, что старая женщина просит встречи с царем; она говорила, что хочет изложить ему очень важное дело.
Он ее принял. Она странно укутала свою голову повязкой, как будто это была отрезанная голова. Старая, но еще крепкая, она простерлась перед Давидом, принося уверение в нескончаемой покорности Свету Израиля. Царь украдкой подумал о количестве людей, которые, спрашивая свет, видят сначала пальцы ног, а потом наклонился, чтобы ее поднять.
– Помоги, мой царь! Я молю о твоей помощи! – стонала она.
– Что такое!
– Мой царь, я вдова. У меня было двое сыновей. Между ними возникла ссора. Они были в пустынном месте. Один из них ударил другого и убил его!
– Я не могу воскрешать мертвых, – ответил он.
– Я прошу не этого. Семья убитого взывает о мести! Они просят, чтобы я отправила им моего другого сына. Они хотят убить его, чтобы уничтожить его потомство! Мой царь, если они это сделают, то исчезнет имя моего супруга, потому что он единственный его потомок!
– Возвращайся к себе, я улажу эту проблему, – сказал Давид. – Если кто-нибудь будет угрожать тебе, приведи его ко мне, и он не доставит тебе больше беспокойства.
– Попроси же всемогущего Бога помешать родственникам покойного осуществить месть и убить моего сына!
– Господь не допустит, – пообещал ей Давид, – ни волоса не упадет с головы твоего сына!
Она могла уйти на этом, но она осталась.
– Могу ли я добавить еще слово, царь?
Она была слишком словоохотливой, слишком театральной, и ее история была подозрительна. Давид заинтересовался.
– Добавь, – сказал он.
– Как могло прийти тебе в голову нанести такой же вред народу Бога? Ты сейчас сам осудил себя, мой царь, ведь и ты отказался вернуть своего сына. Мы все умрем: мы будем подобны воде, пролитой на землю. Но Бог пошлет свою милость тому, кто не будет упрямиться, удаляя изгнанника. Я подумала, что, если я обращусь к царю, он решит мою проблему и спасет меня от человека, который хочет вырвать меня и моего сына из Израиля, владения Бога. Я также подумала, что слова моего царя меня ободрят. Ибо, царь мой, ты как ангел божий, ты можешь различить, что справедливо, а что нет. Пусть пребудет с тобой Господь Бог!
Обман становился очевидным.
– Не рассказывай мне истории, женщина, – сказал Давид. – Хочешь, я скажу тебе как было?
– Я слушаю тебя, царь мой.
– Это Иоав затеял все?
90 
