2 
он самый мерзкий
и самый испуганный из всех,
он стоит и смотрит на меня
неотступно,
его взгляд жжет меня,
но порой он становится пустым
и в то же время зловещим,
в нем вспыхивает отчаяние.
Я вижу, как он приближается,
он подходит все ближе и ближе,
я хочу бежать,
но не могу,
у меня нет ни сил, ни смелости сделать это. Я чувствую на своих губах вкус страха, и вот мы уже стоим лицом к лицу, смотрим друг другу в глаза, и каждый из нас видит ужас другого, как слезы, текущие по лицу, и тогда я понимаю, я вспоминаю,
как будто бы это мой последний шанс
коснуться Господа,
протянуть руку и почувствовать,
как Он дотронется до нее
в ответ,
как будто это последняя возможность для меня
доказать мою любовь к Нему,
разве могу я бежать?
Я остаюсь,
я припоминаю,
что Он является
в любом облике,
у Него множество лиц,
от Него может дурно пахнуть,
и в глазах может стоять угроза.
И я протягиваю вперед сумку,
вся моя храбрость куда-то улетучивается
я едва осмеливаюсь дышать,
помню только, зачем
я вышла в эту ночь
и кого хотела отыскать…
Мы стоим друг против друга,
мы одни,
мы равны,
между нами
бесшумной тенью проскользнула смерть, и вот наконец он берет сумку из моих рук, тихо шепчет «Боже, благослови» и уходит,
и когда мы возвращаемся домой,
молчаливые и торжествующие,
я снова понимаю,
что нас опять
коснулась десница Божья.
Пристанище
Некогда прерванная,
снова возродившаяся
мысль
о тебе —
место,
где я ищу пристанища,
твои рубцы, мои шрамы,
наследие тех, кто нас любил,
наши победы и поражения медленно
сливаются воедино,
наши жизни
соединяются,
греются в лучах зимнего
солнца,
я уже больше
не разбита на куски,
я наконец
становлюсь единым целым,
сверкающий сосуд
древней
красоты,
тайна жизни
больше не требует
разгадки,
и ты,
возлюбленный друг,
моя рука в твоей руке и мы сливаемся воедино, и жизнь
начинается снова,
песнь любви
и радости, которой нет
конца.
Глава 1
Стоял один из тех промозглых, туманных дней, которые в Северной Каролине только прикидываются летними. Ветер безжалостно стегал узкую полоску пляжа, словно мутовкой вздымая в воздух тучи песка. Девчушка в красных шортах и белой водолазке брела вдоль берега вместе с псом, который крутился возле самой воды, обнюхивая выброшенные на песок водоросли.
У девчушки были коротко стриженные рыжие волосы и глаза цвета янтаря. Припудренные песком волосы ее кудряшками спадали на лоб. На вид ей можно дать лет десять – двенадцать. Маленькая и грациозная, с длинными худенькими ножками, она смахивала на новорожденного жеребенка. Сновавший по берегу пес был крупным шоколадным Лабрадором. Девочка с собакой неторопливо двигалась к общественному пляжу. Из-за мерзкой погоды на берегу им не встретилось ни одной живой души. Но девочка, похоже, не замечала холода, а ее пес, тявкая время от времени на бурунчики песка, лихо закручиваемые ветром, тут же забывал о них и снова подбегал к воде. Завидев краба, он отскакивал и начинал лаять как бешеный, а малышка весело хохотала. Можно не сомневаться, что эти двое – лучшие друзья. Но в дружбе ребенка и собаки заключалось что-то такое, что невольно наводило на мысль об одиночестве, ставшем уже привычным, – как будто бродить тут вдвоем было им не впервой. Девочка с собакой долго еще брели по пляжу.
Иной раз, как и положено в июле, случались жаркие и погожие дни, однако нечасто. А потом берег снова тонул в тумане, и казалось, промозглые зимние холода вернулись вновь. Приглядевшись, можно было увидеть, как туман, придавив рыхлой массой волны, жадно облизывает арки Золотых Ворот. Иногда с берега виднелся и сам мост. Сейф-Харбор[1] находился всего в тридцати пяти минутах езды к северу от Сан-Франциско. Основную часть его занимала небольшая замкнутая община; огороженные забором домики поселка, цепочкой вытянувшись вдоль берега, прятались за песчаной дюной. Будка сторожа у ворот ясно говорила о том, что посторонним тут вряд ли будут рады. Даже попасть на берег можно только из домиков, преграждавших чужакам дорогу к воде. По другую сторону залива тянулся общественный пляж, а за ним – ряд обшарпанных коттеджей, настоящих хибар, тропинки от которых тоже вели к воде. В жаркие летние дни на общественном пляже яблоку негде было упасть. Однако чаще даже он пустовал, а уж на частных пляжах и вовсе редко кто появлялся.
2 
