очень нудно 
30 
Мы с машиной ползли по родной улице, ползли как черепахи и грязно ругались. Припарковаться абсолютно негде. Даже в воскресенье днем припарковаться тут абсолютно негде. Можно, конечно, поставить машину во второй ряд; то-то кто-нибудь рад будет. Машины двоятся, дома же делятся пополам. Пополам, на четыре части, на восемь, на шестнадцать. Стоит домовладельцу или жучку от недвижимости увидеть приличного размера комнату, там тут же устраивают лабиринт, китайскую головоломку. Домофоны в облупленных подъездах напоминают пульт управления древнего космического корабля. Комнаты делятся и умножаются. Дома расщепляются, встают в три ряда. Люди тоже двоятся, делятся, расщепляются. В случае чего мы делим убытки поровну. И ничего удивительного, что лезем на стенку.
...Мне нравится думать о своей квартире в западном Лондоне как о настоящем плейбойском гнездышке. Но это не производит на квартиру впечатления, она так и остается берлогой, притоном, сараем — короче, лежбищем. В ней так и разит холостяцким духом, даже я это чую (скажите холостяцкому духу нет. Стоит дать ему послабление, и холостяцкий дух тут как тут, и никуда от него не деться). Как голодный тинэйджер, моя бедная квартира чахнет по женскому присутствию. Я тоже чахну. Квартира пала духом, я тоже. (Халат Селины, ее кремы и лосьоны, драгоценные залежи нижнего белья — все куда-то пропало, испарилось.) В моей квартире лохматый ковер-палас кремового цвета, здоровый шершавый диванище и овальная кровать с черным атласным покрывалом. Все это не мое. Муслиновая обивка на стенах — не моя. Предпочитаю брать все внаем. Воду, тепло, свет. Даже чай — в пакетиках. Яживу здесь уже десять лет, и вокруг ничего моего. Квартира тесноватая и обходится недешево.
Из углового окна, где нордическая кухонная выгородка, мне видны хилые бегуны, трусцой направляющиеся к парку. Немногим лучше Нью-Йорка. Эти одышливые пузаны, в массовом порядке спохватившиеся вдруг о своем здоровье, — некоторые из них выглядят так, словно бегут в гору, штурмуют вертикаль. Это все наше поколение затеяло. Прежде, видимо, никто не возражал против того, чтобы ковылять живыми развалинами. Теперь им подавай вечную бодрость. Этому нас научили шестидесятые — что быть старым позорно. Ятоже продукт шестидесятых— послушный, неулыбчивый, набравший в рот воды продукт шестидесятых, — но в данном вопросе мои симпатии целиком и полностью на стороне тех незапамятных времен, когда всех устраивало ковылять живыми развалинами. Через мутные окна моей берлоги, через многолетние напластования табачного дыма я гляжу на этих старых придурков, молодящихся кто во что горазд. Отправляйтесь по домам, говорю я. Шагом марш по домам, в койку, и побольше картошки на обед. Вчера я дрочил трижды, и каждый раз приходилось нелегко. Иногда это настоящее испытание для мышц и нервов, как любая физическая нагрузка. Главное — сила воли. И если у кого-нибудь хватит наглости заявить, будто мастурбация — это не физическая нагрузка, он просто ни хрена не врубается, В третий раз меня чуть кондрашка не хватила. Моя физическая нагрузка этим не ограничивается. Еще я хожу по лестницам — как вверх, так и вниз. Усаживаюсь в такси и за стол в кабаке, а до «Бутчерз-армз» и «Лондон-аппрентис» можно и пешком. Много кашляю. Часто блюю, и это, скажу я вам, крайне утомительно. Чихаю, отмокаю в ванной и сижу на толчке. Ложусь в койку и вылезаю из койки, часто по несколько раз на дню. В Нью-Йорке-то я еще ничего был, старался держать себя в руках и не унывать. А в Лондоне как-то, сразу распускаюсь. Заняться нечем — и, главное, не с кем. Найти бы кого-нибудь, с кем можно было изменить Селине. Например, я думал, что крошке Дорис не терпится. О бабы! О бухло! Когда глаза все время залиты, на успех у телок рассчитывать не приходится — хотя Филдинг тут удивил меня по телефону, мол на Лесбию Беузолейль я произвел неизгладимое впечатление. Да, в Нью-Йорке я был еще очень даже ничего, обворожителен, можно сказать, и бесподобен. Вот бы и продолжать в том же духе. По ту сторону можно выглядеть ходячим трупом — но все будут думать, это просто талант, это просто Европа. Признаю, не обошлось без ошибок — но кто из нас не ошибался, пытаясь раскрутиться по ту сторону. Скажем, горланить на весь пустеющий ресторан в четверть третьего утра, требуя продолжения банкета. Скажем, все время падать в дискобаре или ночном клубе или призывать всех в кабаке спеть хором. Как-то утром, в позапрошлую поездку, Филдинг пригласил меня на завтрак с тремя потенциальными инвесторами в конференц-апартаментах шикарного отеля около Саттон-плейс. Я пустился в очередной раз излагать свой замысел, и на полпути к горлу неожиданно подкатила взрывная волна рвоты. Я едва успел добежать до сортира, просторного и с замечательной акустикой; извержение бегемота в моем исполнении было слышно через дверь со всеми стереоэффектами (как потом рассказал Филдинг). Когда я вернулся к столу, на меня косились несколько странно, и то украдкой, но я попер, как танк — и, вроде, даже удачно. На их месте я бы только порадовался бесплатному представлению. Для моего бедного старого мотора, например, очень полезно, когда вижу кого-нибудь в полной заднице — и главное, чтобы без чьего-либо злого умысла, чтобы самостоятельно. Обычное невезение или природные катаклизмы тоже не устраивают, они меня только пугают. Но в Штатах народ более пуританский, оттого и недоверчивость, и искренняя забота во взгляде тогда утром, за яичницей и соком, когда я пытался толкать свою речь, перекрывая хрипом бульканье кофе в тяжелом серебряном кофейнике. Я стал издавать горлом совершенно необычный звук — давеча слышал его снова, выжимая последние капли кетчупа из пластмассового помидора. Да ладно, ерунда какая. Просто дохрипелся до истерики, и несколько человек помогали мне спуститься по лестнице и усаживали в «автократ». Обычный дешевый фарс. У женщин это особенно неприятно. Но женщины редко допиваются до такой степени; оно и к лучшему. Нет, в Англии иногда бывает — дохлые блондинки в забегаловках-забулдыжниках... Что же все-таки произошло тем вечером, в «Беркли»? Что? Что-то произошло наверняка... Кстати, одну мелкую загадку я разрешил. Теперь я понимаю, как успел на свой рейс из Нью-Йорка. Филдинг позвонил в «Джей-Эф-Кей» и сообщил, что на борту моего самолета бомба.
30 
