очень нудно 
75 
Нет, я не увидел ничего необычного, бросив первый взгляд на портал туннеля. По-прежнему вереница огней уходила в глубь туннеля. Фонари на площадке уже не горели, полярная ночь кончилась, и сейчас, в третьем часу дня, было еще светло.
Быстрым шагом я пошел в управление. И первым человеком, которого я встретил на пути, был Полесский. Мне не очень хотелось разговаривать с ним. Я не забыл той истории со статьей Орлова. Раньше я относился к Полесскому с любопытством, может быть слегка настороженным. Но теперь он стал мне попросту неприятен.
Однако сейчас я не удержался и поспешно поздоровался с редактором. Мне не терпелось узнать, что же произошло на стройке.
— Вернулся? Что ж, вовремя, — сказал Полесский, щуря глаза, точно на солнце.
— Что-нибудь случилось?
— Смотря в каком масштабе интересуешься, — не без иронии ответил Полесский. — Если в объеме, так сказать, общегосударственном, то полагаю, знаешь и сам. Если же речь идет о наших палестинах…
Я прервал его:
— Оставьте этот тон, товарищ Полесский! Я спрашиваю вас: что слышно на стройке?
— С контингентом заваруха.
«С контингентом»? Это слово уже давно перестали употреблять в наших местах. Разумеется, и на нашей стройке работал кое-кто из заключенных, но все они ныне или полностью отбыли срок, или были амнистированы, пользовались всеми гражданскими правами, и никому в голову не приходило называть этих людей «контингентом».
— Ничего не понимаю, — сказал я, — какой контингент, о чем вы?
— В твои годы я соображал быстрее, — ответил Полесский. — Ну, хорошо, если хочешь языком репортера. — так вот: твои бетонщики грозятся бросить работу. Их не устраивают заработки. Они ребята обидчивые. Им еще в лагере насолили. Назревает скандал. Точка. Вопросы есть?
Скандал? Какой» скандал, почему? Ведь я еще до отъезда распорядился предоставить тем бетонщикам, которые простаивают, другую работу на стройке. Кто же скандалит? Может быть, тот самый тип, — Чурин, кажется, его фамилия, — заводила и горлопан, с которым был разговор еще тогда, в моем кабинете?
— Ничего не могу понять! — повторил я. — У нас же есть возможность временно перевести тех бетонщиков на другую работу и сохранить им средний заработок.
— Попробуй убедить в этом Чурина, — усмехнулся Полесский:
— Ах, Чурина! — воскликнул я. — Этого типа надо попросту гнать!
Полесский положил руку мне на плечо, покачал головой и сказал:
— Нет, Арефьев, так нельзя. Не выйдет!
— Что не выйдет?
— Ты, кажется, был в Москве?
— Ну, был.
— И не понимаешь, что теперь в таком деле спешить нельзя?
— В каком это «таком деле»? И при чем тут Москва?
Полесский медленно осмотрел меня с ног до головы — так, как будто видел впервые.
— Вот что, парень, — сказал он после многозначительной паузы, — я вижу, что должен провести с тобой, так сказать, разъяснительную работу, иначе ты наломаешь дров. Впрочем, дрова — это еще полбеды. А вот если ты свернешь себе шею… Идем к тебе. Поговорим.
И Полесский, взяв меня за руку, настойчиво повел к конторе.
…Через несколько минут мы были вдвоем у меня в кабинете. Я сел за стол.
— Так вот, друг мой Арефьев, — несвойственным ему задушевно-проникновенным голосом начал Полесский, — мне хотелось бы предостеречь тебя от поспешных решений. Если начнешь рубить сплеча, даже по Чурину, то неприятностей не оберешься. В политическом отношении, будем говорить прямо, ты еще мальчишка. Но ты мне нравишься. И я не хочу, чтобы ты пал жертвой.
— Чего?!
— Новых обстоятельств, — веско произнес Полесский и многозначительно поднял указательный палец. — Постарайся понять меня. Старая эра кончилась. Распалась связь времен. В такие периоды надо вести себя очень осмотрительно и… глядеть вперед. Тебе ясно, о чем я говорю?
— Нет, не ясно.
— Постараюсь объяснить, — терпеливо сказал Полесский. — Происходит великая переоценка ценностей. Этим и будем заниматься. Все остальное сейчас несущественно.
Конечно, я понимал значение его слов. Я мог многое ответить ему, но мне очень захотелось узнать, что еще скажет Полесский.
— Итак, все остальное сейчас несущественно? — Вот именно.
— А туннель?
— Что туннель? — недоуменно повторил Полесский.
— Туннель строить будем? Или только переоценивать ценности?
Полесский встал:
— Не понимаю твоего риторического вопроса.
75 
