очень нудно 
84 
— А ты как думал?! — уже совсем обнаглел он. — Ты думаешь, если секретарь, так больше всех понимаешь? А ты, если прямо говорить, пешка. Постарше тебя есть. И поумнее!
— Ну, если ты так думаешь… — задумчиво сказал Трифонов, совершенно игнорируя наглый выпад Чу-рина. Я позавидовал выдержке старика.
— Думаю, — подхватил Чурин. — Так что мы тоже не лыком шиты…
— Значит, я так понимаю, — сказал Трифонов, — что товарищ Полесский посоветовал вам, если начальство откажет, бросить все и уехать?
На мгновение наступило молчание. Очевидно, старик не удержался и слишком прямо поставил вопрос.
Чурин или раскусил замысел Трифонова, или, подумав, что и так зашел слишком далеко, решил бить отбой.
— Ну, может, так и не сказал, — хитро прищурившись, протянул он, — а только разговор мы имели. Так что митинг окончен. — Чурин возвысил голос. — Время позднее, желаем культурно использовать досуг. Ясно?!
Внезапно дверь с шумом отворилась. На пороге стоял бригадир первой бригады бетонщиков, член партбюро Свиридов.
— А-а! — воскликнул Чурин. — Дорогой сосед объявился, конкурирующая фирма! Не обознались ли часом дверью? В коммунизм — следующая направо, а тут живут несознательные, пережитками зараженные…
— Я все слышал, что тут происходило.
— Подслушивал? — крикнул Чурин.
— Перегородки тонкие, — спокойно ответил Свиридов, — а ты орешь так, что и железобетон не заглушит.
— Ну и слушай! — кричал Чурин. — Слушай! У меня от народа секретов нету.
— Есть! — чуть повысив голос, сказал Свиридов. — Тебя, говоришь, за что посадили?
Чурин передернул плечами.
— Опять лагерем попрекнуть хочешь? — взвизгнул он. — Что ж, бей меня, топчи! Я карточки продовольственные на рынке продал, от себя, от брюха своего оторвал, — думал, на деньги по коммерческой больше жратвы куплю… Десятью годами жизни своей за это заплатил! Мало?!
— Нет, ты не карточки продал, Чурин, — неожиданно тихо сказал Свиридов и сделал шаг вперед, — ты три машины продуктов «налево» пустил. Так?
— К-какие машины?
— Трехтонные, в сорок пятом году. Так? А кому те продукты предназначались, знал? Знал, Чурин. Детдому. Ребятам, что отцов-матерей во время войны лишились. На голод хотел их обречь. Ты тогда автобазой заведовал. Верно?
Глаза Чурииа налились кровью. Он тяжелым взглядом обвел присутствующих. Несколько мгновений стояла гнетущая тишина.
— Кто сказал? — хрипло спросил Чурин.
— Честный человек сказал, — глядя на него в упор, ответил Свиридов. — Один из тех, что в лагере с тобой сидел. Пришел ко мне, члену бюро, и сказал. Имеешь претензии?
— Ребята, кореши! — срывающимся на визг голосом неожиданно закричал Чурин. — На испуг нас берут! Только мы пуганые! Лагерники мы! На всю нашу жизнь проклятую ими останемся! Разве не знаете: кто в лагере побывал, хоть бы срок отбыл, хоть по амнистии вышел, — все равно третьего сорта люди! Ни на кого, кроме себя, не надейся!
Невероятный шум поднялся в комнате. Но громче всех кричал Курасов.
— Ты кого, кого в третий сорт переводишь, шкура блатная?! — буквально вопил он, подступая к Чурину с кулаками. — Я свои три года по пальцам считал, зарубки делал, конца ждал! Я человеком, человеком хочу стать, а ты меня опять мордой в старое хочешь поворотить?!
Он перевел дыхание. Все молчали.
— Это я к Свиридову ходил! Я по-настоящему жить хочу, — уже тише и спокойнее продолжал Курасов, и я был уверен, что в этот момент он больше обращается к самому себе, чем к тем, кто его окружал, — опротивела мне вся фальшь эта… Глаза надоело от людей прятать, воротник поднимать, чтобы люди лица не увидели, не узнали… Я дом свой хочу иметь, чтобы с работы прийти, помыться, поесть, книжку почитать, может… Чтобы шагов за собой не бояться, стука ночного не ждать, краденое из угла в угол не перекладывать — авось не найдут… Я как все хочу быть, как все наши люди…
Он поднял голову и посмотрел на Чурина так, как будто впервые увидел его.
— А ты, — снова повысив голос и с каждым словом накаляясь все больше, продолжал Курасов, — думаешь, в лагере паханом был и тут им останешься? А?.. И на воле хозяином стать хочешь, жилы из нас тянуть? — спрашивал Курасов, наступая на Чурина.
— Верно! — крикнул кто-то, и мгновенно тишина раскололась, люди вскочили с мест, крича: «Правильно!», «Верно!»
И в эту минуту Чурин резким движением опустил руку в карман. Но почти в тот же момент Курасов схватил обеими руками полы расстегнутой брезенто вой куртки Чурина и с силой дернул их вниз. Куртка съехала с плеч, руки Чурина наполовину остались в рукавах, и он оказался как бы в смирительной рубашке. И тогда Курасов размахнулся и с силой ударил Чурина в лицо. Тот рухнул. Зазвенел выскользнувший из рукава нож…
84 
