26 
Она медленно кивнула и снова не посмела поднять глаз.
– Это тебя по-прежнему развлекает? – спросил Роже.
Она вскинула голову, но тут же он отвел глаза и с преувеличенным вниманием занялся грейпфрутом. Ей подумалось, что он все понял.
– Да, – сказала она.
– Значит, тебя это развлекает? Или, возможно, больше, чем просто развлекает?
Теперь они глядели друг другу в глаза. Роже положил ложечку на тарелку. С какой-то отчаянной нежностью она вдруг увидела две глубокие складки, идущие от крыльев носа к губам, застывшее лицо и его голубые глаза в темных кругах.
– Да, больше, – сказала она.
Роже нащупал ложечку и взял ее. Она подумала, что никогда он не умел расправляться с грейпфрутом как полагалось. Время, казалось, не движется или, напротив, проносится вихрем, свистя в ушах.
– Боюсь, что мне нечего больше сказать, – произнес он.
И по этим словам она поняла, что он несчастлив. Будь он счастлив, он вернул бы ее себе. А так его словно побили камнями, и она сама бросила в него последний камень. Она прошептала:
– Ты и так все сказал.
– Ты сама говоришь в прошедшем времени.
– Это чтобы пощадить тебя, Роже. Если бы я сказала, что все еще зависит от тебя, что бы ты мне ответил?
Он ничего не ответил. Он внимательно разглядывал узор на скатерти.
Она продолжала:
– Ты бы мне ответил, что дорожишь своей свободой, что очень боишься ее потерять… и поэтому не можешь сделать усилие, чтобы вернуть меня.
– Я же тебе говорю, что сам ничего не знаю, – резко возразил Роже. – Конечно, мне противно думать, что… По крайней мере он хоть способный мальчик?
– Дело не в этих его способностях, – сказала она. – Он любит меня.
Она заметила, что напряженное лицо Роже немного просветлело, и почувствовала к нему мгновенную ненависть. Вот он и успокоился: просто мимолетная вспышка, только и всего. А настоящим любовником, ее мужчиной, остается он, Роже.
– Хотя, конечно, я не стану утверждать, что он в известном отношении оставляет меня равнодушной.
«Впервые в жизни, – растерянно подумала она, – я сознательно причиняю ему боль».
– Признаться, я не думал, когда шел с тобой завтракать, что мне придется выслушивать рассказы о твоих утехах с этим молодым человеком.
– Ты, очевидно, думал сообщить мне о своих утехах с молоденькой девицей, – отрезала Поль.
– Это все же было бы более естественно, – процедил он сквозь зубы.
Поль вздрогнула. Она взяла со стола сумочку, поднялась.
– Очевидно, ты сейчас напомнишь мне о моих годах?
– Поль…
Он тоже поднялся, проводил взором исчезнувшую в дверях Поль; слезы застилали ему глаза. Он догнал ее, когда она садилась в машину. Она тщетно пыталась завести мотор. Он просунул руку в окошко машины и включил зажигание, про которое она совсем забыла. Рука Роже… Она обернула к нему свое сразу осунувшееся лицо.
– Поль… Ты же сама знаешь… Я вел себя как хам. Прости меня. Ты же знаешь, что я вовсе так не думаю.
– Знаю, – ответила она. – Я тоже вела себя не так уж блестяще. Лучше нам не видеться некоторое время.
Он стоял не двигаясь, растерянно глядя на нее. Она чуть улыбнулась:
– До свидания, милый.
Он нагнулся к окну машины:
– Я не могу без тебя, Поль.
Она рывком тронула с места, чтобы Роже не заметил слез, туманивших ей взор. Машинально она включила «дворники» и сама горько рассмеялась этому нелепому жесту. Было половина второго. Ей вполне хватит времени вернуться домой, успокоиться, подкраситься. Она надеялась, что Симон уже ушел, и боялась этого. Они столкнулись в подъезде.
– Поль, что с вами такое?
Он так испугался, что заговорил с ней, как прежде, на «вы». «Он заметил, что я плакала, он меня, должно быть, жалеет», – подумала она, и слезы хлынули с новой силой. Она ничего не ответила на вопрос Симона. В лифте он обнял ее, осушил поцелуями ее слезы, умолял не плакать больше и поклялся в весьма неопределенных выражениях «убить этого типа», что вызвало на губах Поль невольную улыбку.
– Должно быть, у меня просто страшный вид, – произнесла она, ей показалось, что она тысячи раз читала эту фразу в книгах и сотни раз слышала ее с экрана.
Позже она села на кушетку рядом с Симоном и взяла его руку.
– Не спрашивай ни о чем, – попросила она.
– Сегодня – нет. Но когда-нибудь спрошу обо всем. И очень скоро. Я не допущу, чтобы ты из-за кого-то плакала. А главное, не допущу, чтобы он сюда приходил, – гневно прокричал он. – А из-за меня, из-за меня ты, наверное, никогда не будешь плакать?
26 
