очень нудно 
210 
— Они не совершили никакого преступления. Их можно обвинять в недомыслии, в помутнении разума, наконец. Да оставь ты их в покое. Выброси из головы, и все, — говорила ему Хелен.
И тогда он решил:
— Давайте спросим саму Эллен Джеймс. Это будет справедливо. Пусть она выскажет свое отношение к джеймсианкам. Бог мой, как бы я хотел опубликовать где-нибудь ее мнение о них! Вы же знаете, что́ она из-за них перенесла.
— Это очень личное переживание, — заметила Хильма Блох.
Все в Попечительском совете знали Эллен Джеймс, понимали, как страдает она от своего увечья и как ненавидит джеймсианок.
— Давайте отложим на время обсуждение этого вопроса, — предложил Джон Вулф. — Не будем торопиться.
— Черта с два! — сказал Гарп.
— Ладно, Гарп, — согласилась Роберта, — если вы так настаиваете, будем голосовать.
Всем было ясно, что Гарп окажется в меньшинстве и вопрос будет решен.
— Беру свое предложение назад. Да здравствуют джеймсианки! — издевательски провозгласил Гарп.
Но он так легко не сдался.
Его мать, Дженни Филдз, стала жертвой человека, у которого помутился разум. Экстремист, он фанатически, чудовищно, до слепоты любил самого себя. Бандит и убийца, он искренно верил в свою правоту. Он так самозабвенно любил себя, что видел смертельных врагов даже в тех, кто не столько поступал, сколько думал не так, как он.
Многим ли отличается от него какая-нибудь джеймсианка? Разве членовредительство джеймсианок не было столь же диким поступком, продиктованным неумением видеть всю сложность человеческих отношений?
— Успокойтесь, Гарп, — сказал Джон Вулф. — В конце концов они никого не убили.
— Пока еще нет, — парировал Гарп. — Но они вооружены, способны на безрассудные поступки и, главное, убеждены в собственной правоте.
— Этого еще недостаточно, чтобы стать убийцей, — вмешалась Роберта.
Гарпу дали покипятиться и выплеснуть раздражение. Что еще они могли сделать? Среди его добродетелей не было терпимости к тем, у кого она вообще отсутствовала. Безумцы и фанатики приводили его в исступление. Он не любил их за то, что они пасовали перед безумием, тем более не любил, что сам столько раз удерживался у последней черты ценой невероятных усилий. Когда человек прекращал борьбу с надвигающимся помрачением рассудка, Гарп обвинял его в непростительном малодушии.
Хелен говорила ему:
— Терпимость к тем, кто не ведает что творит, трудное дело, но в наш век без этого нельзя.
Гарп знал трезвый, проницательный ум Хелен, но ненависть к джеймсианкам ослепляла его.
Излишне говорить, что и он приводил их в не меньшую ярость. Самыми резкими критиками Гарпа, его творчества, отношений с матерью были именно они. Джеймсианки очень досаждали ему, но и он в долгу не оставался. Постепенно Гарп стал причиной раскола среди феминисток. Одни его ненавидели, а другие им восхищались.
По иронии судьбы именно Эллен Джеймс была виновата в том, что этот давний, затянувшийся конфликт между Гарпом и джеймсианками вспыхнул с новой силой.
Она всегда показывала Гарпу все ею написанное: рассказы, воспоминания о родителях, об Иллинойсе, стихи, полные болезненных образов, в которых она изображала свое безмолвие, очерки о живописи и об искусстве плавания. Писала она хорошо: умела обо всем сказать по-своему и возбудить то чувство, которое переживала сама.
Гарп не раз говорил Хелен:
— Эта девочка пишет как надо. У нее есть талант и жар души. Помяни мое слово, у нее появится и мощный творческий импульс.
Хелен как бы не слышала последних слов Гарпа. Ей казалось, что у Гарпа творческий импульс пропал совсем. У него несомненно были талант и горение души, но он почему-то с широкой дороги свернул на узкую тропку; и спасти его могла теперь только вновь обретенная воля к творчеству.
Ее очень тревожило его состояние, и она ловила себя на мысли: ее радует любое проявление горячности в нем. Пусть это будет борьба, джеймсианки, что угодно. Хелен знала, одна энергия аккумулирует другую, а значит, рано или поздно он снова будет писать.
Поэтому Хелен и не стала охлаждать восторга Гарпа, вызванного очерком Эллен Джеймс. Он назывался „Почему я не джеймсианка?“. Гарп читал его и плакал — так правдиво и с такой болью он был написан. Эллен вспоминала, как над ней надругались, как ей было тяжело, как страдали ее родители. Прочитав его, вы понимали — членовредительство джеймсианок было лишь мелкой политической акцией, спекулирующей на глубокой личной драме. Эллен Джеймс писала, что джеймсианки только продлили ее душевные терзания. Они выставили ее трагедию на всеобщее обозрение. Конечно, Гарп не мог не отреагировать на эту беззастенчивую манипуляцию человеческой бедой.
210 
