очень нудно 
93 
Что касается того, насколько быстро все пойдет дальше, то Феликс был как в лесу. Он сказал Энн — теперь это казалось ложью, и притом глупейшей, — что ни на что не рассчитывает. Сказал, что не хочет её торопить, и дал понять, что готов, если потребуется, ждать годами. Иногда он и вправду пытался запастись терпением, приготовиться к долгой осаде. Но силы его непрерывно подтачивал соблазн немедленного штурма, и не раз он ловил себя на мысли, что все можно уладить в какие-нибудь несколько месяцев или даже недель. Он старался поменьше думать о том, что думает Энн. Пока что они, не сговариваясь, избегали касаться жгучей темы, да и вообще редко оставались вдвоем. Но Феликс невольно наблюдал за ней в ожидании любовных сигналов и порой, встречая её взгляд, чувствовал, что не мог ошибиться в его значении. Он угадывал, он почти видел, как в ней работают силы, благоприятствующие ему. Он ждал и, поскольку все расписание его сдвинулось, ничего не мог предпринять, ничего спланировать. Он не писал Мари-Лоре и через некоторое время решил, что его молчание заменит письмо и само по себе явится нужным ответом.
Через два-три дня после того, как блестящая идея Милдред была воплощена в жизнь, она стала казаться уже не столь вдохновенной, и Феликс наперекор своим надеждам ощутил легкую нервную меланхолию. Погода изменилась, похолодало. Сад мок под дождем, в окна заглядывал невеселый желтоватый свет. В доме уже днем зажигали лампы, в библиотеке топился камин, а Миранда зябла и требовала пледов. Энн каждый день гоняла «воксхолл» взад-вперед по лужам, сквозь проливные дожди. Она сидела с Мирандой в библиотеке, иногда в обществе Феликса, иногда без него. Она казалась как никогда поглощенной своей дочерью, и у Феликса, даже когда он потом оставался вдвоем с Энн, было беспокойное ощущение, что этот таинственный бесенок за ним надзирает. Энн хандрила и нервничала; однако он усматривал достаточное поощрение в её немых взглядах, в пожатиях руки и в том, что она в своей беспомощности все чаще обращалась к нему по всяким практическим вопросам.
Милдред тоже не на шутку захандрила. Предложив оставить Миранду у себя, она сочла свою миссию выполненной, а все заботы о девочке, заведомо ей несимпатичной, возложила на Феликса. Казалось, она вдруг перестала надеяться и согласилась постареть. Она и впрямь постарела, выглядела более слабой, менее жадной до жизни. Вести о Хью, притом какие-то скучные, доходили только через Энн; все его время без остатка было занято делами в Лондоне, и, хоть он был явно огорчен происшествием с внучкой, выразилось это лишь в том, что он заказал для неё у Хэчерда полный комплект романов Джейн Остин — современное издание в кожаных переплетах. У Милдред словно бы не осталось энергии даже на то, чтобы интересоваться успехами Феликса, и разговаривали они теперь мало. Она с увлечением послала его в бой, но следить за дальнейшими перипетиями отказалась. У неё словно пропал всякий интерес к тому, что с ним будет, и она, после стольких поощрений и напутствий, предоставила ему выкарабкиваться своими силами. Она устранилась, и ему недоставало её.
И Хамфри хандрил. Феликсу всегда, ещё с тех пор, как его сестра вышла замуж, было трудно поверить в Хамфри. Зять казался ему загадочным человеком, в чем-то ничтожным, в чем-то слишком уж замечательным. Какая-то черта в Хамфри восхищала его, не поддаваясь определению, — возможно, храбрость или роднящее его с художником презрение к условностям. Особенно он поразил Феликса в пору своей катастрофы, которую пережил так иронически-спокойно, точно поистине был выше превратностей судьбы. Но в то же время Феликс считал его ничтожеством. Объяснялось это отчасти тем, что он не мог поверить в однополую любовь. Сколько раз Милдред, защищая мужа, к которому была до странности глубоко привязана, внушала ему, насколько это серьезно, и в то, что Хамфри способен страдать, Феликс верил, даже видел это. Но он не мог усмотреть в эксцентрических дружбах Хамфри никакой связи с человеческим сердцем, и внутри его образа Феликсу чудилась холодная пустота.
Что Хамфри страдает — это было сейчас очевидно, и Феликс на слово верил Милдред, что причиной тому Пенн, хотя воображение его в тех редких случаях, когда у него выдавалось время заняться невзгодами Хамфри, отказывалось как-либо реагировать на эту нелепую идею. Пока Миранда жила в Сетон-Блейзе, Хамфри несколько раз наведался в Грэйхеллок и всякий раз возвращался как в воду опущенный. Он и Милдред словно заключили некий тайный союз, в котором Феликсу не было места. Они часто, почти как влюбленные, держались за руки и вели беседы, которые с приходом Феликса разом обрывались. О чем они совещаются, какие темы обсуждают — об этом он не имел представления. В конце концов Хамфри отбыл в Лондон, а Милдред хмуро уединилась в своей комнате.
93 
