148 
Выслушав горячую благодарность, Браммель церемонно раскланялся. Но все хорошее кончается. Новый апоплексический удар нокаутировал Первого Денди, уложив в больницу. Почти одновременно пришла весть о смерти Кина.
После похорон Бейтс заехал в Лондон. Долго бродил по городу. Из газеты он узнал о самоубийстве виконта Артура Фрамлингена, пойманного в клубе на воровстве серебряных ложек. «Скормил бы я всем коршунам небес труп негодяя; хищник и подлец! Блудливый, вероломный, злой подлец! О, мщенье!» Отомстить не удалось, но это не огорчило Бейтса. Прошлое сгорело дотла, надо думать о будущем. В «Собачьей канаве», отвечая на вопрос, что поделывает «славный парень Чарли Бейтс», он, не задумываясь, сообщил, что его племянник-эмигрант собирается открыть театр. Где? Во Франции, в Гавре. Там полным-полно соотечественников, особенно весной и летом. Сборы обеспечены.
Как будет называться театр?
«Эдмунд Кин».
Дверь в рыбацкую хибарку была открыта. Чарльз Бейтс знал причину – внутри горел камин, настоящий английский камин. Огонь не гасили даже в теплую погоду. На уголь уходила немалая часть их скромного бюджета. Иначе нельзя – одному из постояльцев требовался живой огонь.
– Это я, Ури! – он бросил шляпу на стол. – Разве сегодня не твоя смена?
– Мы поменялись, – швейцарец оторвал взгляд от толстого медицинского журнала. – Мы хотели узнать, как прошла репетиция. Мы очень волновались.
Ури с осени работал в больнице – той самой, где лежал Браммель. Числился санитаром, однако не первый месяц помогал дежурным врачам. Это давало дополнительный приработок. «Лекаришки» вначале отнеслись к странноватому великану с недоверием, но быстро убедились в его сообразительности. Главным же было то, что Франц Шассер очень хорошо относился к пациентам. Врачи им сочувствовали, он же – любил и болел их болью.
«Учитесь, коллега! – твердили медики. – Сдадите экзамен на фельдшера…»
Мечтой Ури было открыть где-нибудь в Южной Германии грязелечебницу – современную, оборудованную по последнему слову науки. Швейцарец хотел помогать больным без помощи стальной пилки.
Общения с хирургами он избегал.
– Как наш? – спросил Бейтс, садясь. – По-прежнему?
Ури грустно кивнул, указав в сторону камина.
Черные угли, красный огонь.
Седой, как лунь, древний старик не отрывал глаз от затейливых переливов пламени. Наконец он усмехнулся и взял свинцовый карандаш. Лист бумаги был заранее пристроен на деревянном пюпитре. Несмотря на огонь, по мнению старика, в углу царила темнота. Поэтому над камином всегда горела масляная лампа.
Кивнув с удовлетворением, старик начал писать. Он занимался этим весь день, отвлекаясь лишь на самое необходимое. Тарелка каши, чашка чая. И – живой огонь. Когда камин гас, старик начинал волноваться. Плакал, прятался под одеяло; скулил, как испуганный щенок. Газеты он читал каждый день. Разговаривал редко, чаще всего – невпопад. На вопросы не отвечал. На теплом халате носил орден – маленький белый крестик.
Золотая корона, узорный синий бант.
Из написанного им можно было составить толстую книгу. Но никто не мог разобрать ни единого слова. Незнакомыми были даже буквы – не латиница, не кириллица, даже не расшифрованные Шампольоном египетские иероглифы. Случалось, старик рисовал, но его эскизы были столь же непонятны, как и фразы.
– Репетиция прошла успешно, Эминент, – бодрым голосом начал Бейтс. – Труппа с бору по сосенке, такие же бродяги, как я, но… Получается! «Ричарда III» я выбрал, потому что все знают текст пьесы. Его всюду играют… А вышло удачно: спектакль вроде визитной карточки. Какой же английский театр без Шекспира?
Не переставая работать карандашом, старик времени от времени кивал. Мол, продолжайте. Он любил слушать новости. Если давно не рассказывали – нервничал. Услышанное одобрял – улыбался, гримасничал; бывало, что и кланялся.
Он ничем не болел. Для своих восьмидесяти лет выглядел бодро. Врачи, приводимые Ури, просто диву давались. А что пишет ерунду… Чему удивляться? Возраст, мсье, возраст. И все-таки Бейтсу казалось, что где-то в глубине, за стеклом блеклого взгляда, скрывается прежний Эминент. Несколько раз, когда Ури не было рядом, он пытался серьезно поговорить со стариком – достучаться, услышать разумную речь.
Тот, кто был Рыцарем Лебедя, Филоном и, наконец, Эминентом, слушал, не перебивая. Улыбался. Не отвечал.
– Вот так, патрон, – вздохнул Бейтс. – Если повезет, поднакопим деньжат. Ури откроет свою лечебницу. А вы… Вы сможете переехать в большой дом с прекрасным камином. Или у вас другие планы?
148 
