4

Александр Павлович Романов, наследник российского престола, не хотел быть царем – ординарным деспотом в бесконечной очереди владык Востока. Ученик республиканца Лагарпа мечтал об иной доле. Он хотел стать президентом – первым президентом Российской федеративной республики. Ради этого царевич даже перешагнул через кровь – согласился возглавить заговор против отца.

Республика стоила отцеубийства.

Император Александр не тратил времени даром. Сразу же после коронации он отправил послание Томасу Джефферсону, президенту Северо-Американских Штатов и творцу Декларации Независимости. Тот ответил. В письмах, написанных хитрой «цифирью», рождался план преобразований. Вокруг царя сплотился кружок «молодых друзей». Верховодил Ежи Чарторыйский, желавший помочь России стать свободной – ради свободы родной Польши.

Za naszą wolność i waszą!

Шли годы. Смутный вначале замысел обрастал плотью. Этому не смог помешать даже обезумевший от жажды всевластия корсиканец. Разгромив Наполеона, Александр вернулся из Парижа – и продолжил работу. В 1817 году Польша получила Конституцию. На открытии сейма царь впервые открыто заявил о том, что ждало впереди Россию.

И ошибся – враги оказались предупреждены слишком рано.

В 1818 году Конституция России – Уставная грамота – была подписана. Началось создание тринадцати российских «держав» – штатов. Первой на очереди была Москва. Свой полувековой юбилей Александр думал встретить на посту Первого Президента. Юбилей он обещал отпраздновать в Варшаве, столице братской страны – независимой Польши. До желанной цели оставалось чуть-чуть – шажок-другой…

Не сложилось.

Против выступили все – от царских родичей, грозивших Александру участью его отца, до диких помещиков, готовых собирать по медвежьим углам ополчение в защиту «традиций». К тому же Европа, на помощь которой царь рассчитывал, вновь занялась революционным огнем.

Александр устал от борьбы. Александр сдался.

Александр предал.

Тогда упавшее знамя подхватили другие…

– Ты меня что, вербуешь?

– Нет. Здесь, брат Торвен, справятся без тебя. У вас же с Эрстедом найдутся дела дома. Мне почему-то кажется, что именно ты напишешь первую Конституцию Дании.

– Я не верю в Конституцию. Я не верю в прогресс. В Объединенную Европу я тоже не верю. И вообще, мне хочется в Китай. Знаешь, Станислас, я даже тебе завидую…

– Не раскисай, пехота! Надеюсь, вечером ты свободен? Издатель Смирдин по случаю открытия нового магазина устраивает шикарный банкет для ее величества Литературы и ея верных слуг. Приходи! Выпьем, краковяку отчебучим!

• – Чижик-пыжик с головой угодил в Фонтанку!
• А панёнка и гусар пляшут спозаранку!

Сцена третья

Итак, ваш сын безумен…

1

Утром следующего дня, собираясь на встречу с Эрстедом, Зануда в очередной раз оценил достоинства новообретенной супруги. Пин-эр оказалась готова к выходу раньше его самого. Она поначалу не доверяла европейским нарядам, но теперь вошла во вкус, не только удачно подбирая одежду, но и быстро в нее облачаясь без посторонней помощи – что женщинам, судя по семейному опыту Торвена, было не свойственно.

Длинная тальма-безрукавка, плащ с лисьей опушкой, мягкий берет кокетливо заломлен набок – фрекен Фурия уступила место фру Прелести. Китаянка лукаво подмигнула: любуйся, муженек!

С такой женой не стыдно и на люди выйти…

Зануда сглотнул. Следовало сказать какой-нибудь комплимент. Он совсем уж было собрался, но вместо этого громко кликнул извозчика. «Дело прежде всего!» – убеждал себя Торвен, забираясь в пролетку. Уши его пылали двумя факелами, и от смущения он уставился на кучерскую спину, словно там были записаны все тайны мира.

Увы, спину украшала всего лишь бляха из жести, гласившая: «Нумер 543». Над «нумером» начинались широченные плечи, бычья шея извозчика и, наконец, – шапка ярко-желтого, предписанного ездовому сословию цвета.

– Н-но, мертвые! – оценил его внимание кучер, без особой нужды щелкнув кнутом. – Барин! Mein Herr! Может, песню? Зонг, стало быть?

  64