28 
О большем Прохорова не спрашивает. Ее не интересуют чувства. Только факты. И даты.
Наконец Прохорова откладывает карандаш в сторону и говорит:
— Еще один вопрос. Не хотите — не отвечайте. Если Миронова, как вы уверены, жива, то, значит, самолет тогда не разбился. Или она спаслась каким-то чудом? Так?
— Очевидно, — соглашается Завьялов.
— Тогда почему же она вам не писала? Ведь до этого, по вашим словам, вы все время переписывались?
Опять этот проклятый вопрос!
— Меня продолжительное время не было в части, — говорит Завьялов, глядя вниз, на пол.
— Но ваши сослуживцы знали, где вы находитесь? Они могли бы переслать письмо.
— Туда, где я был, писем не посылают, — сказал Завьялов.
Она понимает его по-своему.
— Но из любой секретной командировки в конце концов возвращаются. Вот вы же вернулись. А писем от нее не было? Так?
— Так.
— Вам не приходило в голову, что это — осложняющее обстоятельство? Оно плохо вяжется с вашим предположением, что Миронова жива. Или…
— Я был на оккупированной территории, — резко говорит Завьялов, глядя прямо в глаза Прохоровой. — Товарищи думали, что меня уже нет в живых.
Ничего не отражается на лице Прохоровой, ни удивления, ни сожаления, ни осуждения.
— Так думали ваши товарищи, — невозмутимо повторяет она. — Но ведь Миронова не могла этого знать? Вы исключаете такую мысль: может быть, кто-нибудь из ваших друзей написал ей, что вы погибли?
Завьялов подумал немного.
— Исключено. Я один знал номер ее полевой почты. Кроме того, я попал на вражескую территорию только через месяц после извещения о ее смерти. Обычно в течение месяца я получал от нее не меньше двух писем.
— Вот видите, — говорит Прохорова, — все данные говорят о том, что вы ошиблись и этот человек… эта Ольга Алексеевна Миронова погибла.
— Нет!
Прохорова пристально смотрит ему в глаза и после недолгого молчания говорит:
— Хорошо. Пишите заявление. Вот вам бумага. Пишите: «В отдел по розыску лиц, пропавших без вести. Прошу начать розыск гражданки Мироновой Ольги Алексеевны…»
Он шел по улице, повторяя про себя: «Прошу начать розыск гражданки Мироновой Ольги Алексеевны… Прошу начать розыск…»
Эта фраза его гипнотизировала. Нелепая фраза: «Начать розыск гражданки…» Все это ужасно противно, и эта холодная, безликая комната, и похожая на допрос беседа, и эти тусклые, оловянные глаза. «Прошу начать розыск гражданки…»
Но у него не было другого выхода. Да и этот путь — его последняя надежда. Он должен будет снова прийти туда, в эту комнату. Прохорова не уверена, что можно рассчитывать на какой-нибудь результат раньше, чем через две-три недели. Так и сказала: «Разумеется, можно наведаться и раньше, если есть время…»
Если есть время!.. У него есть время даже на то, чтобы бежать, лететь, идти, ползти… Только бы знать, что он приближается к Оле!
Завьялов дошел до площади Белорусского вокзала. Спустился в метро. Доехал до площади Свердлова. Перешел на станцию площади Революции. Сел в поезд, идущий к Арбатской площади.
Лил сильный дождь, когда Завьялов вышел на улицу. Люди кучками стояли в подъездах и в подворотнях. На улице стало пустынно. Только у газетного стенда, невзирая на дождь, толпились люди. Постановление ЦК о мерах по ликвидации последствий культа личности… Теплый ветер!..
Завьялов шел по тротуару один. Люди, стоявшие в подъездах, прижавшиеся к стенам домов, с недоумением смотрели на медленно идущего под дождем Завьялова.
Он не замечал их взглядов, погруженный в свои невеселые мысли. Внезапно его окликнул звонкий голос:
— Привет старшему поколению!
Это был Виктор, двоюродный брат Завьялова, приехавший из Ленинграда и уже два часа ожидавший его у подъезда.
7. Сколько на свете правд?
— Очень романтическая история, очень… — задумчиво сказал Виктор, и глаза его загорелись. — Значит вы думаете, она жива?
— Убежден в этом.
— Интересно… Ну, а если вы ее отыщете? Тогда что? Поженитесь?
— Не… знаю. Это будет зависеть прежде всего от нее.
— Очень интересно, — повторил Виктор и перевел взгляд на фотокарточку, стоящую на столе. — Это они?
— Да, — ответил Завьялов.
…Двоюродный брат Виктор был единственным из оставшихся в живых родственников Завьялова. Через несколько лет после окончания войны Завьялов неожиданно получил от него письмо из Ленинграда. Виктор, студент первого курса автодорожного института, писал, что только что похоронил отца и остался круглым сиротой.
28 
