5 
Она повела его по пляжу, говоря без умолку:
— А я ничего понять не могла. Все перебрала в памяти и ничего серьезного не вспомнила. Весь день был как нормальный человек, и вдруг точно муха тебя укусила…
Вначале Лена говорила легко, но постепенно ее тон становился раздраженным. Поняв, что волновалась из-за пустяков, она незаметно для себя самой мстила Завьялову за свои напрасные волнения.
Но быстро спохватилась: мужчины не любят раздраженных и сварливых женщин. Лена сказала примирительно:
— Не будем об этом больше говорить. Но, если признаться откровенно, ты испортил мне вечер. Но уж завтрашний вечер ты проведешь со мной. Сразу после ужина пойдем по пляжу далеко-далеко. Хорошо? К тем рыбакам. Ты помнишь?
Завьялов помнил…
Они вышли, когда былр еще светло и дул сильный ветер. Пляж был пустынный, только в дюнах, защищенные от ветра, лежали люди в купальных халатах.
На Лене было белое платье, ветер силился сорвать его, разметать ее длинные, искусно зачесанные волосы, и она повязала голову большим носовым платком Завьялова — косынки с собой не захватила. Маленькие песчаные смерчи бежали им навстречу, а они все шли и шли, и справа от них шумело холодное, рябое море, а слева тянулись дюны и лес. Впереди ничего не было, кроме песка и ветра.
Стало уже смеркаться, когда они добрались до рыбацкой стоянки. Там сушилась развешенная на кольях сеть, и двое рыбаков — старик и мальчик — готовили себе еду в котелке; и ветер почему-то не задувал маленького костра. Завьялов с Леной постояли немного у костра и перекинулись несколькими словами с рыбаком-латышом. Потом они пошли обратно.
Теперь ветер дул им в спины, идти стало легче, но они все же очень устали и присели на песок отдохнуть. На ветру им было холодно, и они перешли в дюны и прилегли там, чтобы скрыться от ветра. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться…
Домой они пришли очень поздно, все двери были уже закрыты, а дорожки ярко освещены молочно-белыми фонарями в виде тюльпанов. Завьялову пришлось стучать в дверь и разбудить санитарку, сунуть ей деньги и что-то пробубнить о том, что они ездили в Ригу и на обратном пути случилась авария с электричкой.
…Теперь Завьялов сказал:
— Лена, мы никуда не сможем пойти завтра вечером.
— Но почему же? — обиженно протянула она.
— Потому что завтра меня уже здесь не будет. Утром я улетаю.
Лена выпустила его руку, которую минуту назад так крепко сжимала.
— Но как же?! — Завьялову показалось, что в ее восклицании прозвучали обида, возмущение человеком, который пусть недолго, но все же был близок с ней, с женщиной, которая любит его, пусть не очень уж сильно, но все же любит, а он так внезапно бросает ее без всяких причин.
Но все это лишь показалось Завьялову. Лена не имела в виду ничего подобного. Просто она хотела высказать свое возмущение тем, что нарушались общепринятые правила игры. Она была разочарована. Надежды на продление путевки рушились, и ей предстояло целую неделю бродить одной, как неприкаянной, потому что нового заезда отдыхающих при ней уже не будет, а из старого все, кто мог и хотел, уже давно «самоопределились». И теперь ей придется слоняться в компании немолодых одиноких женщин и врать им что-нибудь о срочном вызове, который получил Завьялов из Москвы. И при этом уверять, что они уже назначили свидание там, в Москве, на улице Горького, у Центрального телеграфа или у Театра Ермоловой.
Но Завьялову показалось, что Лена страдает. И он сказал как можно мягче:
— Прости меня, Лена. Мне было очень хорошо с тобой. Но теперь все изменилось. Я не могу объяснить тебе все это…
— А следовало бы, — жестко сказала Лена.
— Конечно, — поспешно согласился он, — и все же… я не могу… Для тебя это будет непонятно, покажется неправдой… Я и сам еще не уверен…
Лена схватила Завьялова за руки и, прижимаясь к нему, заговорила скороговоркой:
— Ты не уедешь… Мы останемся…
Он мягко, но решительно высвободил свои руки.
— Нет, Лена. Это невозможно. Я сознаю, что поступаю по отношению к тебе нехорошо. Но, поверь мне, я не могу остаться. Я позвоню тебе в Москве, если разрешишь. Но завтра я должен уехать во что-бы то ни стало. Понимаешь: во что бы то ни стало!
Теперь она поняла: он уедет. И ничего нельзя сделать. Очень обидно! Но что же все-таки случилось? Что он вычитал в потрепанном журнале? Еще в фойе, до того, как журнал взял Завьялов, она перелистала его. Ничего интересного. Старый апрельский номер. Даже страниц не хватает: вырваны. А может быть, все это вранье, отговорка? Наверно, у него есть жена, и кто-то «капнул» ей в Москву об их встречах, и он получил телеграмму с угрозой приехать…
5 
