очень нудно 
117 
В руках у Джонни огромный ржавый гаечный ключ, Джонни рычит на Чета. Леннокс не может разобрать слов. В черепной коробке пульсирует кровь, в ноздрях, в горле застрял запах рвоты. Леннокс дышит как паровоз. Пульсация, запах, одышка мешают сосредоточиться на главном. Леннокс опускает голову на доски, закрывает глаза, лежит без чувств, без движения, кажется, не один час; когда же открывает глаза и видит, сколько теперь до пристани, прикидывает, что провел в таком состоянии всего несколько минут.
Пытается сглотнуть. Слюна не поступает в пересохшие горло и рот. Голова гудит, барабанные перепонки вот-вот взорвутся, рубашку пропитала горькая вонь блевотины. Шейные сухожилия натянулись, будто Ленноксов череп — из свинца. В запястья впилась леска, не дает вытереть пот, разъедающий веки. Леннокс понимает, что его привязали к скамье на корме. Вон он, Чет, за штурвалом, правит в открытое море. Бывший налоговый инспектор избегает смотреть на Леннокса, будто вид его унижения — слишком тяжкий крест.
Леннокса охватывает ужас. У него, расследовавшего смерти при невыясненных обстоятельствах, ни малейшего желания стать частью этой статистики. Полицейские хотят знать, что погибший ел, носил, пил, читал, с кем дружил, с кем работал и с кем и в каких позах занимался сексом. Полицейские залезают под ногти, в рот, в анус, в желудок, ощупывают гениталии. Затем берутся за ваш почтовый ящик, дневник, электронные письма, банковские счета и вклады и не успокаиваются до тех пор, пока не составляют себе о вас представление более четкое, чем ваше собственное. Леннокса всегда мучительно оскорбляла мысль, что его душе придется стать свидетельницей надругательства над его же бренными останками.
Менее всего Ленноксу сейчас хочется непосредственного контакта, однако, когда под мышку ему просовывается рука и поднимает его, он испытывает даже облегчение. В следующий момент голову разрывает несусветная боль, Леннокс видит собственный расколотый череп, мозги сочатся из затылка, по скользкому белому борту стекают в море. Тошнота обрушивается в тело с плеском, как якорь. Леннокс елозит ногами, пытается не скользить на мокрой от рвоты палубе.
— Все о’кей, — произносят ему в ухо. Задом Леннокс чувствует пластик сиденья, напрягает ноги в помощь силе, пытающейся его усадить. — Ты цел? — интересуется Джонни. Искреннее участие в его голосе Ленноксу непонятно.
— По-моему, ты мне череп проломил. — Леннокс смотрит на щетинистый подбородок Джонни. — Мне нужно в больницу.
— Раз ты так связно говоришь, значит, ни в какую больницу тебе не нужно. — Теперь Джонни дразнит, точно ребенок.
— А ты, выходит, у нас доктор?
Джонни куда-то дел гаечный ключ, зато на ремне у него, нелепый в сочетании с полиэстеровыми брюками, болтается нож для дайвинга. — Я не хотел делать тебе бо-бо, — продолжает Джонни, — но ты сам нарвался — зачем было совать свой гребаный любопытный нос в чужие дела?
— За тем, что судьба моя такая, — отвечает Леннокс, извиваясь в путах. Леска будто вросла в кожу, Леннокс паникует, пытается взять себя в руки. Его утопят. Выбросят за борт. Толща воды раздавит его выдох. Леннокс почти видит последний пузырек воздуха, исторгнутый из его легких — на суше такое недоступно взору, а вода сделала выдох осязаемым, закапсулировала этот миллилитр. Леннокс видит маленький взрыв при соприкосновении выдоха с поверхностью воды и собственное безжизненное, медленно погружающееся тело.
— Ты на что намекаешь? — спрашивает Джонни.
Леннокс не находится, что ответить. Чет сбавляет скорость, они движутся как обычное прогулочное судно. При мысли о мохнатой гостиничной моли Леннокса передергивает. Ужас не отпускает, теперь ясно: его представления о достойной смерти были из области фантастики.
«Как меня угораздило?
Всё из-за Мистера Кондитера, это он мне мозги протрахал». Всякий раз при столкновении с Хорсбургом Ленноксу казалось, что один из них в этом мире лишний. Вот он и шел в паб зализывать раны — пил, тщась смыть выплюнутое извращенцем.
Помогала кокаиновая дорожка. Неужели на яхту Леннокс попал из-за Жеребца, из-за Мистера Кондитера?
— Ты чего застрял, твою мать? — рявкает Джонни на Чета. —
По-твоему, мы на гребаных дельфинов любоваться собрались?
Кричит неизвестная птица, в лицо Ленноксу летят вздымаемые яхтой брызги, омывают, освежают. Наваливается поразительное спокойствие, мысли теперь абстрактные. Мозг долбит странное в своей назойливости соображение: «Чего им в данном раскладе не хватает, так это нападающего, который бы голов двадцать в сезон забивал. А то сейчас все голы за счет Скацела и Хартли, каковой Хартли вообще полузащитник, это слишком для них, еле тянут». Чет тем временем снизил скорость и стращает Джонни:
117 
