44 
— Полиция! — Ты едва не поперхнулся этим словом.
Вы с Нотменом шагнули за порог, и вас обоих едва не свалила ужасающая вонь. Сразу заслезились глаза. Как ни странно, Ронни Хэмил вони явно не замечал. Он пригласил вас в гостиную.
Ты сел в раздолбанное кресло, с сиденья пришлось сбросить пачку старых газет. Ты никогда не видел столько газет сразу: они валялись на полу, на тумбочке, на диване, аккуратными стопками и бесформенными грудами, некоторые были желтые, ты надеялся, что от старости. Навскидку, Хэмил держал дома только два издания — «Дейли рекорд» и «Эдинбург ивнинг ньюс». Запали — не треснет, подумал ты, но вскользь, не отвлекаясь от главного.
— Мистер Хэмил, где вы пропадали?
— Это мое личное дело.
— Нет, теперь это наше дело. Вы что, газет не читаете? — Ты ляпнул не подумавши, огляделся, вскинул брови. Поклясться мог, что только отвратительный запах мешает Нотмену расхохотаться.
— Бедняжка, она была сущий ангелочек, — скорбно произнес Ронни Хэмил. В следующий момент его глаза сверкнули ненавистью. — Я бы этого мерзавца своими руками задушил...
— Где вы были начиная со среды?
— В загул ушел маленько. — Губы гнусного кровосмесителя изогнулись в усмешке. — А, не важно.
— Вы дружны с внучками? — спросил ты и закашлялся, потому что вонь приближалась, сгущалась, кажется, прямо у тебя в ноздрях.
— Ну, бывает, заглядываю к дочке чайку попить.
— А девочки к вам не приходят?
Хэмил изменился в лице. Изменение было столь кардинальным и внезапным, будто нечто невидимое шарахнуло старого мерзавца в челюсть. Голос его зазвучал глуше на целую октаву.
— Приходят. Только редко.
— Редко — это как? Раз в неделю? Раз в год? Вам хотелось бы, чтобы они приходили чаще? — В твоих словах звучал вызов, ты с отвращением глядел на облезлые обои, на кучу коробок и мешков, но главным образом на газеты. Хуже всего, однако, была густая вонь. Ты снова закашлялся и едва сдержал позыв на рвоту. Нотмен расстегнул верхние пуговицы, у него задергалось левое веко. Ни мусор, ни подгоревшая еда, ни заплесневелый хлеб с протухшим беконом, ни табачный дым, хотя бы и все вместе, так вощть не могли. В квартире что-то разлагалось. Будто выкуривало вас с Нотменом. Тебя пронзила страшная догадка.
— О чем бишь мы? — буркнул Ронни Хэмил, будто умудрился забыть о причине вашего прихода.
— Мистер Хэмил, вам придется проехать с нами в полицейский участок для дальнейшей дачи показаний, — произнес ты, изо всех сил стараясь сохранять бесстрастность в голосе. Беспощадная вонь подступала со всех сторон, заползала в рот. Ты заметил, что у Нотмена брови и волосы встают дыбом. Нет, ты
никуда не уйдешь, пока не отыщешь ответ на другой вопрос: откуда эта разъедающая кожу вонь. — Здесь скверно пахнет. — Ты поднялся и стал осматривать комнату. Первая мысль была проверить чердак.
— Я думал, это от соседей несет...
Источник вони обнаружил Нотмен. Мертвый черный котенок — он, видно, пытался грызть провод от лампы, и его убило током. Котенок лежал за кушеткой, под кипой газет, и весь был усеян чем-то похожим на рисинки. В первый момент ты решил, что котенок отравился какой-то китайской снедью, картонная упаковка валялась тут же, но «рисинки» двигались. Ты присмотрелся. Мертвый котенок кишел червями.
— Эмлин, дурашка, — в неподдельном отчаянии воскликнул Ронни Хэмил. — Так вот куда тебя занесло... — И Ронни рухнул на колени перед разлагающимся кошачьим трупиком.
Ты пулей выскочил из квартиры, отметил в блокноте «Позвонить в Управление гигиены окружающей среды и в Общество защиты животных». К стадиону стекались толпы. Нотмен затолкал Ронни в фургон и со стоном произнес, об-ращаясь к тебе:
— Сегодня финал, а мы из-за гребаного педофила в пролете.
Ты тоже сел в фургон (машину Труди потом решил забрать). Нотмен сделал крюк, проехал мимо трибуны, возведенной Арчибальдом Литом, — последней уцелевшей части старого стадиона, имеющей в составе запрещенный ныне асбест. Рекламных «бутербродов» из местных на поле заменили «понаехавшие». Вместо пологих террас, где болельщики вопили, пили, дрались, обнимались и мочились друг на друга, понаставили трибун, да еще и розовых. Соседний пивоваренный завод закрылся, запах хмеля успел выветриться.
Зато всю дорогу до участка воняло Ронни Хэмилом. На допросе Хэмил показал, что утром в среду, примерно в то же самое время, когда исчезла Бритни, он вышел промочить горло, а промочив, побрел к каналу. Свидетелей нет. Хэмил клялся, что его постиг «провал», и очнулся он в субботу утром в квартире своего собутыльника, в Каплоу-Корт, многоквартирном доме в районе Оксгангс, предназначенном под снос. Вроде еще один козел отпущения. Но ты засомневался. Старик-то совсем плохой. Даже если учесть элемент неожиданности, разве у Ронни хватило бы сил в считанные секунды справиться с внучкой? Вдобавок Ронни никакого отношения не имел к тому, в чем Тоул видел причину твоей болезненной одержимости, — к белому фургону. У Ронни Хэмила были водительские права, но не было автомобиля, и ни единого свидетельства, что в последнее время он брал в аренду или у приятелей хоть какое-то средство передвижения, не всплыло.
44 
