очень нудно 
109 
— Спенсер, Спенсер! — тихо позвал Брэн и пошел ему навстречу.
Они слились воедино в неуклюжем порывистом объятии. Прижавшись к мощной шее, мальчик на ощупь искал руками большую голову коня, и конь склонил ее. В том месте, где широкий сильный язык лизал голые руки Брэна, появилось странное ощущение. Мальчик неловко достал из кармана угощение — морковку, но Спенсера оно не заинтересовало, теперь он лизал лицо ребенка. Брэн медленно пошел по полю, конь — за ним. Мальчик снова остановился и протянул руки к шее коня, погладил его огромную морду, ощутив тепло гладкой упругой кожи, заглянул в прекрасные глаза, повторил имя лошади, и слезы покатились по его щекам; ему казалось, что он держит в руках весь мир. Он и прежде не раз приходил сюда, но в этом визите было нечто особенное, щемящее — Брэн испытывал жгучую боль, словно их обоих лизали языки пламени, поднимаясь все выше, к их лицам, к жару восходящего солнца. Брэн вдруг понял, что плачет. Он всем телом прильнул к коню, прижался к его плечу, зарылся руками в гриву, конь сделал едва уловимое движение навстречу, и они словно слились воедино. Через некоторое время, когда эмоции немного улеглись, Брэн сказал Спенсеру, извиняясь за то, что не способен быть с ним и для него таким, как следовало бы:
— Мне жаль, о, как мне жаль. — И, оторвавшись от коня, поцеловал его в теплую шерсть, бормоча: — Я еще вернусь к тебе.
Потом повернулся и побежал обратно через поле. Прежде чем добраться до изгороди, он упал, запутавшись во вьюнках, встал и побежал дальше тем же путем, каким пришел сюда, но теперь вниз по склону. Спенсер, двигаясь медленным шагом, провожал его, сколько мог. Он был очень старым и усталым. Подогнув свои изящные ноги, он наконец лег в высокую траву.
Джексон, тоже вставший рано, уже успел поговорить со Спенсером и направлялся к реке, когда, оглянувшись, увидел Брэна. Чтобы мальчик его не заметил, он сел в траву и стал наблюдать за свиданием ребенка и коня — двоих его друзей. Сам он оказался в обществе очень большого паука, трудолюбиво ткавшего в траве свою сеть. Паук деловито подбежал посмотреть на Джексона, видно, счел, что опасности нет. Брэн ушел, но Джексон продолжал неподвижно сидеть в траве. Он глубоко дышал. В последнее время ему иногда становилось трудно дышать, и в эти мгновения у него случались мимолетные провалы в памяти. Вот и теперь следовало еще раз переждать это забытье — свое и чужое. «Моя сила меня покидает, — думал он. — Вернется ли она когда-нибудь, будут ли явлены мне другие указания? Никаких новых заданий. А наказание? Безумие, безусловно, подстерегает теперь постоянно». Он забыл, куда ему следует идти и что делать. В горы. Если он пойдет в горы сейчас, то никого там не найдет. Оставаться с Бенетом? Среди богатых? Искать нищих? Как странно кажется теперь, что он мог петь. Предопределение? Сейчас он вспомнил, что действительно умеет петь. Но он оказался не у того поворота. Что касается Бенета, не совершил ли он, в конце концов, ошибку в отношении его? «А может, я просто завершил свои труды? — подумал он. — Как хотелось бы сказать: "Мне остается лишь ждать". Интересно, насколько много понимал дядюшка Тим? Или насколько много буду понимать теперь я? Мои способности покинули меня, вернутся ли они? Неужели я просто неправильно понял? По крайней мере, я окликнул тогда Бенета на мосту. Все это сон, да, возможно, это сон, но у меня еще остаются силы, и я в любой момент могу уничтожить себя. Смерть, ее близость. А может, я на самом деле боюсь тех, кто меня ищет? Я забыл их, и никто меня не зовет. Кажется, когда-то я сидел в тюрьме? Не могу вспомнить. В конце пути, который был предопределен, я очутился в месте, где нет дорог».
Отогнав от себя эти мысли, он начал подниматься и испытал странное ощущение. Паук нашел его руку и теперь полз по ней. Он осторожно пересадил паука обратно на паутину, направился к реке и перешел через мост. Приближаясь к Пенндину, он начал улыбаться.
109 
