75 
Туан молча прошелся из угла в угол, потом сел и подвинул стул так, чтобы Розалинда оказалась напротив.
— Ладно, кое-что — только одно — я тебе расскажу. Расскажу, хоть это причинит тебе боль, но ты об этом больше никому не расскажешь, хорошо?
— Никому.
— Это давняя история. О прошлое! Как быстро оно проходит и забывается! Даже очень значительные и самые ужасные вещи могут померкнуть в памяти, но такое не забывается никогда…
— Холокост? — догадалась Розалинда.
— Да. Может, больше и говорить ничего не надо…
— Прошу тебя.
— Это связано с моим отцом и моим дедом. Мне рассказал эту историю отец. В то время шла война. Многие люди, наши люди, очень долго не могли поверить, что им грозит чудовищная опасность, и до последней минуты не хотели уезжать. Многие оставались слишком долго. Моему деду повезло: он успел на обычный поезд, пересек границу, сел на корабль и приплыл в Британию. Отец описывал мне страх, чудовищный ужас тех последних минут, когда они сидели в поезде: мой дед, моя бабушка, мой отец и его сестра, — время шло, а поезд не отправлялся. Отцу было тогда четырнадцать лет, его сестре — двенадцать. Сестренка плакала, потому что в спешке они оставили в доме собаку. Дедушка объяснял ей, что они не могут взять с собой собаку, к тому же все равно нет времени возвращаться домой: поезд вот-вот тронется. Наш покинутый дом находился совсем рядом с вокзалом. И вдруг сестренка моего отца рванулась, растолкала всех, спрыгнула на платформу и побежала. Отец вскочил, чтобы кинуться за ней и остановить, но дед силой удержал его, не позволил догнать ее. Мой отец рыдал не переставая: «Я ее поймаю, верну!» — но дед железной рукой держал его, пока поезд стоял на месте. Страшные минуты бежали одна за другой, бабушка плакала — девочка должна была бы уже вернуться. И вдруг поезд тронулся. У бабушки началась истерика. Дед и отец в ужасе выглядывали из окна. «Вот она, вот она!» Но поезд шел уже слишком быстро. Отец никогда не смог забыть эту картину: его сестренка стоит на пустом перроне с собачкой на руках.
Розалинда тихо плакала.
— И конечно…
— И конечно, они ее больше никогда не видели. Им не удалось отыскать никаких следов. Это рассказал мне мой отец. Моей матери он этого никогда не рассказывал. А мне рассказывал не раз и при этом всегда повторял, что мог догнать и вернуть сестру, если бы отец не помешал ему. «Когда она спрыгнула на платформу и побежала вдоль путей, я мог вырваться и броситься за ней. Мог схватить ее и втащить обратно в вагон. Но отец не дал мне этого сделать, он слишком крепко меня держал!»
Розалинда закрыла лицо носовым платком.
— Ну вот, Розалинда, теперь ты знаешь то, что было и есть со мной всегда. И я все больше, больше, больше думаю о ней, о них — о миллионах, десятках миллионов… Как могло свершиться такое зло? Нужно сделать так, чтобы мир помнил об этом вечно. Моя маленькая история — ничто, крупица. Ну ладно, перестань плакать.
— Прости, это действительно невыносимо… Но разве не могу я все равно любить тебя и быть с тобой? Разве тебе самому не будет от этого легче? Я хочу сказать…
— Нет-нет…
— Может, ты просто хочешь жениться на еврейской девушке?
— Не в этом дело. Я вообще не могу жениться. Я должен нести это бремя — за отца, за деда, за всех — это мое бремя навсегда, эта боль… все это… Извини. Вот почему я ни с кем не могу связать свою жизнь. Мне очень жаль. Я знаю, ты не сможешь этого понять…
— Возможно, и смогу… — возразила Розалинда. — Может, что-то я и смогу понять, давай только немного подождем. Я так потрясена. Позволь мне прийти в себя и через некоторое время вернуться к тебе снова, пожалуйста…
— Мне очень жаль, но я не хочу… чтобы у тебя оставались какие бы то ни было иллюзии. Надеюсь, ты ничего никому не расскажешь.
— А ты еще кому-нибудь рассказывал об этом?
— Да. Джексону. И вот теперь тебе. Глупо. Пора прекратить. Это должно оставаться только со мной. Пожалуйста, Розалинда, милая, уходи, ты терзаешь меня. Ну прошу тебя.
Он подошел к двери и открыл ее. Розалинда взяла свой жакет, сумку и вышла.
Оуэн открыл дверь и уставился сначала на Джексона, потом на чемоданы.
— Что случилось? Входите! Собрались в круиз?
— Нет. Вы не возражаете, если мои вещи постоят у вас, пока я буду отсутствовать?
— Разумеется нет, давайте чемоданы сюда. Ух, какие тяжелые! У вас там что — бомбы? Ставьте здесь. А зачем такси ждет?
75 
