Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
113 
Кукольник дохлебал кофе и умчался.
— Я гениальная вторая валторна, — с болью говорил стакану Глебушка, — а эта старая развалина, этот бездарь…
И тут меня осенила мысль.
— Глебуня, — сказал я, — хватит тебе «Агдамом» травиться. Его же пополам с яблочным мешают. И брось ты про этого маразматика думать. Не рви душу. Пойдем лучше ко мне. У нас сегодня манты. Пойдем — жена рада будет.
Дома я напялил на Глеба пиджак. Он покачался в нем перед зеркалом и судорожно вздохнул:
— Нет, все-таки я гениальная вторая валторна. В таком пиджаке… — И снова вздохнул: — Но — не по зубам мне. У меня же, сам знаешь, одна зарплата. Навару — ноль. А первой когда еще стану. Этот сукин сын…
Ничего не стоило обмануть непрактичного, навек ушибленного своей валторной Глебушку.
— Да, — сказал я. — Вещь стоит денег. Там, конечно, он мне где-то в четвертную обошелся, но ведь путевки, дорога… Короче, пойми меня правильно, меньше, чем за сотню, я его не уступлю.
Глебушка зарумянился»
— Ну, сотню-то я наскребу… Уж сотню-то как-нибудь… У нас получка завтра.
Так я сбыл этот проклятый пиджак. И остался деловым человеком. Нормальным сыном своего времени. Никто не тычет и меня пальцем. И не скалит зубы за спиной.
Одно плохо: друга Мишу Алмазова я потерял навек. Миша обо мне теперь так говорит всем знакомым, особенно когда подопьет:
— Нее! Сразу бы признался, что хочет получить четыре номинала. Что я, сто рублей пожалел бы? А то начал темнить: «За свою цену, за свою цену…» Благородным прикинулся. Повыпендриваться захотелось псу.
Васютинскому продал, надо же! А зачем Глебке этот клифт? У него фрак есть казенный. А я разговорник. Мне концерты вести. Каждый вечер на манеже. Ну и пёс же…
ШЕСТЬ БЕЛЫХ БЕРЕЗ
Когда создавали дачный кооператив «Просвещенец-2», Селивановым нарезали самый лучший участок. Ближайшим их соседям, например, досталось неудобье — корчажник, болотины (место было пойменное), — а Селивановым по жребию выделили солнечный бугорок, на котором росло девять березок. Девять белых березок на четырех сотках земли. Целая рощица. Как по заказу выращенная в таком гиблом месте.
Три березки, стоившие чуть на отшибе, в углу участка, Арнольд Тимофеевич Селиванов с разрешения правления кооператива выкорчевал — иначе негде было бы поставить домик. Выкорчевал, хотя и жалко было губить такую красоту. И сразу же принялся сооружать дачку, благо место попалось сухое, надежное. Арнольд Тимофеевич служил гипом в проектном институте, до этого много лет проработал на стройке — так что дело для него было привычное. Советчики и помощники — из прежних сослуживцев — нашлись, и с материалами проблемы не возникло. Арнольд Тимофеевич не хоромы ведь городил, а летний домик. Он знал, что зимой им здесь жить не придется. Жена Лидия, преподавательница литературы, могла проводить на даче только летние каникулы, поскольку зимой ей даже и воскресенья-то не все принадлежали. Собственно, ради жены и дочки Наташки Арнольд Тимофеевич и колотился, взяв отпуск в невыигрышное время. Хотел привезти их сюда по зеленой травке, уже ко всему готовому — удивить сразу, влюбить в этот райский уголок.
Дача росла быстро. Соседи из-за временных, в одну проволочку, ограждений смотрели на Арнольда Тимофеевича с завистью. Они еше не знали, что там — под их сугробами и наледями.
В первый день летних каникул Селиванов привез на дачу семью.
К этому времени «Просвсщспси-2» здорово изменился, ожил. Правда, готовым стоял пока только один домик — Арнольда Тимофеевича. Но зато соседи, сведя мелкий кустарник, порубив бурьян и осушив болотца, дружно унавоживали свои огороды. Высаживали под пленку помидорную рассаду, зеленел у них на грядках лучок, курчавились редиска и петрушка.
Арнольд Тимофеевич торжественно распахнул голубую калитку.
Дамы его онемели.
Секунды три длилась немая сцена, а потом Наташка, подпрыгнув сразу двумя ногами и по-птичьи вскинув тонкие руки, с восторженным воплем кинулась в рощу.
— Назад! — закричала вдруг Лидия Леонтьевна страшным голосом. — На-заад!!.. Там же клещи! — говорила она через минуту, прижимая к себе перепуганную Наташку. — Как вы не понимаете, клещи!
— Какие еще клещи? — изумился Арнольд Тимофеевич.
— Энцефалитные, вот какие!
— Да что ты, мать моя! — Арнольд Тимофеевич рассмеялся. — Если и была какая парочка, то давно убежали. Здесь же такой грохот стоял… Да и мы с ребятами не береглись, по всему участку ходили — однако же никто не укушен.
113 
