очень нудно 
56 
И вот какой-нибудь доктор (или инженер, или политик, или рабочий в Москве, или в Киеве, или в Ленинграде) поднимается с кровати от стука в дверь, не зная того, что в глазах государства он уже мертв; и кто может осудить его за то, что он ушел тихо и спокойно, всем своим поведением стараясь ради спасения жены и детей (что, может быть, ему и удалось) подчеркнуть свою законопослушность? Удивительно ли, что нервничающий и в то же время убежденный в своей невиновности — так как знает, что не сделал ничего плохого, всегда поддерживал партию, ее великого вождя, — он тихо собирает чемоданчик, целует заплаканную жену и обещает скоро вернуться?
Кампучийцы поначалу покидали город, веря, что в этом есть своя извращенная логика, и думая, что это как-то задобрит людей из джунглей. Разве могли они знать, разве могли всерьез поверить, что очки на носу навлекут на них удары железными прутьями, которые их вдребезги разобьют, смешают с грязью?
Даже зная, что произойдет, ты, наверное, все же надеешься или просто не можешь поверить, что это на самом деле произойдет с тобой (в свое время) в Чили, в Аргентине, в Никарагуа, в Эль-Сальвадоре… в Панаме.
Она оторвала взгляд от своего отражения в воде и перевела его на ухмыляющееся лицо Сукре. Далекий берег утопал в зелени. Может быть, помощь придет оттуда. Может быть, попытка Оррика в каком-то смысле окажется не напрасной; кто-нибудь на берегу мог услышать выстрелы и взрывы, когда его убивали. Придет Национальная гвардия, и венсеристы сбегут, оставив заложников живыми; ведь это же просто глупо убивать еще кого-то, правда? Международный скандал, шумиха, возмущение общественности, возмездие.
Она крепче прижала к себе футляр, чувствуя, что вся дрожит. Прямоугольный корпус «Накодо» заслонил все небо, закрыв собой солнце.
Она последовала за Сукре по трапу, ведущему на борт, все еще держа футляр с виолончелью перед собой. Очередной венсерист встретил их и провел в помещение. Хисако очутилась в кают-компании. Занавески были опущены; на дальнем конце стола кают-компании горели две лампы, направленные в ее сторону. Она смутно разглядела темный силуэт сидящего человека. Примерно в полуметре от другого конца стола она увидела перед собой приготовленный для нее стул. Сукре жестом приказал ей сесть, а сам подошел к темному, плохо различимому силуэту. Хисако сощурила глаза, пытаясь разглядеть фигуру напротив. Лампы на гибком шарнире светили ей прямо в лицо. Работающий в помещении кондиционер снова вызвал у нее дрожь, заставив пожалеть, что она не надела что-нибудь более существенное, чем просто юката.
— Мисс Онода, — раздался из-за ламп голос Сукре. Она заслонилась от света ладонью. — Jefe [38] хочет, чтобы вы что-нибудь сыграли для него.
Она не пошевелилась. Воцарилась тишина. Наконец она спросила:
— И что же он хочет услышать?
Она видела, как Сукре наклонился к сидящему человеку, потом снова выпрямился:
— Что угодно, по вашему усмотрению.
Она подумала над его словами. Даже спросить, есть ли у нее выбор, казалось бессмысленным. Можно попросить, чтобы ей принесли ее ноты, и тем самым оттянуть время, но она не видела в этом особенного смысла. Лучше уж сделать то, что от нее хотят, чтобы поскорее вернуться к Филиппу и остальным. Гадать о том, кто сидит, спрятавшись за лампами, и почему он скрывает свое лицо, казалось также бессмысленным. Она вздохнула, открыла футляр, вынула виолончель и смычок и отложила футляр в сторону.
— Мне потребуется некоторое время, чтобы настроить ее, — сказала она, подгоняя штырь под свое невысокое сиденье, затем притянула виолончель к себе, почувствовала ее между коленей, прижалась к ней грудью и шеей.
— Пожалуйста, — сказал Сукре, и она провела смычком по струнам.
Струна «ля» немного спустилась; она подстроила ее в соответствии с остальными, закрыв глаза и прислушиваясь. Процесс настройки всегда вызывал у нее визуальную картинку: звуки мысленно представлялись ей в виде сплошной вибрирующей цветовой ленты; столб в воздухе, меняющий свою окраску, как масляное пятно на воде, но всегда цельный и плотный. Если какой-то оттенок был размазан и вылезал за край, как цвет на плохо отпечатанной фотографии, его надо было сфокусировать, вернуть на место. Виолончель, передавая ей свою дрожь, пела; цветной столб перед ее глазами был яркий и четкий. Она проверила настройку, сыграв несколько этюдов, и убедилась, что ее пальцы не настолько потеряли гибкость, как она опасалась.
56 
