— Дуглас! — позвал меня лейтенант сквозь закрытую дверь. — Зайдите, пожалуйста.
Я открыл дверь и вошел. Дело было закончено. В комнате сидел мистер Мельтон, который смотрел на меня незрячими глазами. На коленях у него лежала трость в красную с белым полосу с тяжелым свинцовым набалдашником. На месте его глаз виднелись безобразные рубцы. Он стал слепым в то утро шестнадцатого октября, когда так зло подшутил над Колдуэллом по поводу его слепоты. В ответ на это Колдуэлл, словно безумный, с криками набросился на Мельтона, опрокинул его на пол и безжалостно выцарапал ему глаза ногтями!
Долгий путь домой
The Long Way Home 1945 год
Переводчик: Ольга Васант
Пока Чарли Гидни одолевал подъем вверх по лестнице, сердце у него в груди так и колотилось. С загнанным видом он оперся о перила.
«Вот и еще один день позади, — подумал он. — Позади — контора, позади — стук арифмометров. А впереди у меня — приятный вечер».
Чарли скривился. Сердце у него в груди выстукивало, как сломанный арифмометр, сбившийся с ритма, выводя отрицательный баланс. Как там говорил доктор? «Ваше сердце нуждается в отдыхе. Устройте ему каникулы».
Маленький и бледный Чарли Гидни медленными шагами пересекал холл пятого этажа. Чарли страшился заговорить с женой о своем здоровье, о своем сердце…
Он сморгнул набегающий на усталые глаза пот. В длинных гулких конторских помещениях весь долгий жаркий день напролет трещали арифмометры, словно миллион металлических сверчков. Мистер Стернвелл орал на него. Как бы ему хотелось прикончить Стернвелла. Неужели он не понимает, что Чарли болен?
Чарли остановился у дверей собственной квартиры. За дверью его ждала полуживая рыжеволосая женщина, которую он когда-то любил. Одобрит ли она его желание отдохнуть? Нет. Ее рот захлопывался, как мышеловка, всякий раз, когда Чарли заговаривал с ней о своей болезни. Ее глаза усмехались, покуда рот произносил, что Чарли в полном порядке, просто ему не мешало бы лучше высыпаться по ночам.
Чарли взялся дрожащими пальцами за дверную ручку. Или он надолго уедет отдыхать, или однажды в порыве справедливого гнева спихнет мистера Стернвелла из окна десятого этажа.
Ох уж эти монотонные поездки туда-сюда на городских автобусах, работа, бесконечно нудные разговоры с Лидией за недожаренным ужином! Чарли опасался лишиться рассудка. Иногда он даже подумывал, как занятно было бы убить Лидию. А как неотрывно, лихорадочно она глазела на всех молодых людей из их дома — словно они были куклами, с которыми можно поиграть.
Дверь открылась изнутри. На пороге показался молодой человек и склонил светловолосую голову, удивленно приветствуя Чарли Гидни.
— О, привет, мистер Гидни. А я как раз чинил у вас радио.
Чарли поглядел вслед пересекающему холл Тревису, потом вошел. Его жена распростерлась на сером диване, прикрыв лицо журналом в яркой обложке.
— Ты опоздал, — раздался голос Лидии из-за медленно колышущихся страниц.
Она сбила его с толку, как всегда.
— Но ведь только пять минут седьмого, — возразил Чарли.
— А завтра вечером ты придешь в десять минут седьмого, а послезавтра — в двадцать, — огрызнулась она, не отрываясь от чтения. — Все позже, позже и позже!
Чарли сделал несколько шагов по квартире, и ему стал виден большой белый нос Лидии, ее широкая челюсть, глаза, блестящие как два кусочка синего стекла.
— Мое сердце, — начал он, — доктор…
— Твое сердце? — фыркнула она. — Опять твое треклятое сердце? Что-то я не вижу, чтоб ты помирал — тем хуже для меня, помоги мне Господь, — пробормотала она.
— Ох, — беспомощно воскликнул Чарли, — ты просто стараешься свалить все с больной головы на здоровую! Этот молодой радиолюбитель, Тревис, опять заходил в гости.
Лидия листала журнал, скользя взглядом по страницам, но не читая. Это вывело Чарли из себя. Он окинул комнату диким взглядом, словно в поисках способа поквитаться.
— Смотри! — вскричал он. — Мышь!
— Ай, где? — заверещала Лидия.
Она подобрала с пола свои громадные ноги, лицо под полыхающей копной рыжих волос побледнело, глаза испуганно высматривали мышь.
Никакой мыши не было. Чарли опять пустил в ход старый трюк. Блестящие глаза Лидии уставились на него.
— А вот за это, — медленно произнесла она, — я вычту из твоей недельной зарплаты еще десять долларов. Десять долларов — или изволь всю неделю сам готовить себе еду, как в прошлом месяце.