Глава 20

Едва рассвело, из ворот замка выехала группа всадников. Они ехали молча, стараясь не привлекать к себе внимания. Эльвина, одетая в отороченный мехом бледно-голубой плащ, прятала под капюшоном свои серебристые кудри. Ее изящная серая лошадь казалась крохотной на фоне массивных боевых коней, на, которых скакали воины. Однако лошадка бежала бойко, и Эльвина держалась наравне с остальными, не отставая ни на шаг и тогда, когда, выехав на широкую дорогу, кавалькада пустилась в галоп.

К вечеру от усталости под глазами ее залегли круги, но ближе к ночи, когда всадники спешились и разбили лагерь, Эльвина принялась готовить мужчинам ужин. Филипп дал ей в помощь лучших своих бойцов и с усмешкой наблюдал, как эти могучие и суровые воины послушно, словно дети, выполняют распоряжения миниатюрной юной женщины. Впрочем, сравнение с малыми детьми не совсем подходило: Эльвина рождала в сердцах мужчин не одно лишь почтение. Младший из рыцарей взирал на нее с обожанием и благоговением. Каким секретом, позволявшим превращать в податливый воск очерствевшие, непривычные к нежным чувствам сердца вояк, владела эта кудесница? Но разве Филипп сам не был в их числе? Не часто он задумывался о мотивах своих поступков. С удивлением Филипп признался себе в том, что женщины, колдуньи, орудие дьявола, которых он до определенной поры презирал, считая созданными лишь для того, чтобы скрасить мужчине жизнь или, вернее, искушать его на пути греха, по сути управляли его, Филиппа, жизнью. Столько лет избегать силков, что так умело плетут представительницы слабого пола, и вдруг попасть в капкан, откуда только чудо позволит выбраться! Он не только оказался женат на самой настоящей ведьме, но и отдал душу и сердце лесной нимфе. Эльвина заколдовала его, и, сколько ни трудись, все равно ему не избавиться от наваждения. Ведьму он отвадит от себя, если сможет, но вот вторую…

Филипп вздохнул и сделал добрый глоток из фляги. Для каждого человека наступает время остепениться, осесть, да и лучшей девчонки, чтобы грела ему постель, он все равно не найдет. Филиппа, конечно, не радовало то, что дети Эльвины останутся бастардами. Однако если она будет рядом с ним, с этим можно смириться. Никогда Филипп не верил в романтические бредни, но и не принадлежал к числу тех, кто стремится упрочить свое положение браком по расчету. На примере собственных родителей Филипп видел: оковы брака слишком тяжелы и мучительны, чтобы наслаждаться создаваемыми им преимуществами. И все же он повязал себя по рукам и ногам: с женой не хотел жить, а другая была ему недоступна.

Да, Эльвина оставалась недоступной. Филипп не мог жениться на ней, потому что был женат на другой, и, значит, в любое время Эльвина могла исчезнуть из его жизни. Филипп не имел никаких прав удержать ее. Он принимал как должное то, что она оставалась с ним из-за ребенка, а это было с его стороны довольно легкомысленно. Вот если бы они были связаны именем Господа или словами любви… Да, он дал слово содержать и охранять ее, но она-то не связывала себя никакими обещаниями! Филипп дал Эльвине слово, что не станет принуждать ее спать с ним, если она того не пожелает. Проклятие, девчонка опять заставила его свалять дурака!

И все же она по своей воле легла с ним этой ночью, а он и не мечтал ни о чем другом, как слиться с ней воедино телом и душой. Эльвина отдавала ему себя всю, без остатка, и, не говоря красивых слов и не давая обещаний, заставляла Филиппа верить в то, что никогда не уйдет от него. И он верил ей.

Итак, полпути позади. Скоро Лондон. Филипп был мысленно уже там. А между тем как раз в это время одинокий всадник подъезжал к Данстону. Вот и ворота замка. Весь в дорожной пыли, усталый после бешеной скачки, он снял наконец шлем, откинул кожаный капюшон и угрюмо огляделся.

  91