28 
Энн Спенсер вернулась двадцать минут спустя с весьма недовольным видом и коротко приказала шоферу открыть чемодан и оставить его у дверей шкафа. Она подумывала о том, чтобы привезти с собой горничную, но отказалась от этой мысли. Родители тоже не смогли проводить ее — они отправились в Нью-Йорк навестить сестру Энн, которая только что родила первенца.
Сняв шляпку, Энн бросила ее на стул и повернулась к зеркалу, вокруг которого Шерон развесила фотографии. Очевидно, это украшение Энн пришлось не по вкусу.
— Чье это? — брезгливо спросила она, взглянув на Хироко и до сих пор не в силах поверить, что ее поместили в одну комнату с какой-то дочерью садовника.
Энн была готова немало высказать по этому поводу, когда спустилась вниз, но сотрудница колледжа объяснила, что подобные вопросы следует решать с деканом в понедельник, а пока примириться с нынешними соседками по комнате. Энн была вне себя от ярости. — Это твое? — Ее тон ясно выражал все, что она думает по поводу соседки-японки.
— Фотографии мои, — гордо отозвалась Шерон. — Мой отец — продюсер.
Энн лишь приподняла бровь. В ее семье деятели шоу-бизнеса считались ничем не лучше выходцев с Востока. Из всех возможных соседок по комнате для нее выбрали двух самых неподходящих, и Энн до сих пор не верила своим глазам.
Наконец она отпустила шофера и в молчании разложила вещи. Стараясь не беспокоить соседок, Хироко села за стол и начала писать письмо. В комнате остро ощущалось напряжение и недовольство обеих соседок. Шерон по крайней мере любезно обошлась с Хироко, но после мимолетной попытки завоевать ее расположение отправилась по другим комнатам знакомиться с девушками и рассказывать им о своем отце-продюсере. Энн хотелось резко высказаться после ее ухода, но, по ее мнению, Хироко была еще более неподходящей соседкой, недостойной разговоров.
«Дорогие мои мама, папа и Юдзи, мне здесь очень понравилось, — писала Хироко изящными иероглифами, которым научилась еще в детстве. — Колледж святого Эндрю очень красив, у меня две замечательные соседки по комнате…» Хироко знала, что именно об этом хотят узнать родители и что невозможно передать в письме тон Энн или ее предубеждение против Хироко. Прежде Хироко не сталкивалась ни с чем подобным, но чувствовала, что даже Шерон неприятно иметь соседку-японку. Все это Хироко не терпелось обсудить с Рэйко и Таком, но беспокоить родителей она бы ни за что не решилась. «Одна из них — из Лос-Анджелеса, — продолжала Хироко, — ее отец работает в Голливуде, а другая очень красива. Ее зовут Энн, она родом из Сан-Франциско». Энн с отвращением посмотрела на Хироко и, хлопнув дверью, отправилась в столовую.
Попытки Энн сменить комнату на следующий день оказались бесплодными. Декан колледжа с прискорбием услышал, что Энн не нравится комната, подтвердил, что ему хорошо известно о пожертвованиях семьи Энн и о том, что ее мать закончила колледж святого Эндрю в 1917 году, но объяснил — переселить Энн сейчас попросту некуда. Она настаивала, что ей обещали отдельную комнату, без соседок.
Когда Энн в конце концов отказали, она бросилась к себе и в ярости металась по комнате. В этот момент за порог шагнула Хироко, чтобы взять из шкафа свитер.
Она постоянно мерзла в непривычной одежде и, кроме того, чувствовала себя обнаженной, — Что тебе надо? — фыркнула Энн Спенсер, еще;, не в силах поверить, что ее отказались переселить.
— Ничего, Энн-сан, — извинилась Хироко, низко поклонившись прежде, чем сумела удержаться. — Простите, если потревожила вас.
— Не могу поверить, что нас поместили в одну комнату. — Энн стояла, уставясь на нее в упор и в гневе не замечая собственной грубости, не сознавая, что она не, имеет никакого права вымещать раздражение на Хироко. Энн могла быть очаровательной, когда считала нужным, но Хироко казалась ей недостойной вежливости. — Что ты делаешь в этом колледже? — спросила она, в раздражении садясь на кровать.
— Я приехала сюда из Японии потому, что так хотел мой отец, — просто ответила Хироко, до сих пор не понимая причин злости Энн.
— И я тоже. Вряд ли отец представлял себе, в каком обществе мне придется учиться, — выпалила Энн. Она была бы так уж зла, но избалованна и унаследовала все предрассудки своего класса по отношению к выходцам с Востока. В ее представлении «япошки», неизмеримо ничтожнее самой Энн, годились только на то, чтобы быть слугами.
Для Хироко все это было в новинку, и она ничего не понимала. Остальные студентки приняли ее так же холодно, никто не выражал желания поближе познакомиться с ней.
28 
