очень нудно 
185 
– Духовым оркестром руководить? – с надеждой брякнул Сенька.
Председатель нахмурился, как от неудачной шутки:
– Не перебивай. Работа, говорю, нетрудная, за три дня, может, и управишься… А мы тебе практику зачтем по полной программе.
Сенька, пораженный, молчал.
– Значитца, так, – сказал председатель и уперся в стол костяшками пальцев. – Померла у нас ветеран труда, кавалер ордена Трудового Красного Знамени заслуженная пасечница Нехристь Лукерка Никифоровна. С осени еще хворала, но померла только сейчас. И перед смертью заповедывала вот что: пусть на ее похоронах сыграет траурный марш Шопена студент Бурсак Семен. Мы тут на парткоме подумали – и решили одобрить. Все-таки заслуженный человек, ветеран Гражданской войны… Не в церкви же ее отпевать?
И председатель засмеялся, и от его смеха будто морозом сыпанули на покрытую мурашками Сенькину шкуру.
Грянул телефон на красной салфеточке с желтой бахромкой. Председатель схватил трубку широким жестом, как в кино. Заорал, выпучив глаза мимо Сеньки:
– Да! Что?! Как – нет навоза?! Что? Где хочешь бери! Чтобы до праздников мне был навоз! Мать-мать-мать! Хоть сам производи, умник!
Сенька плохо слышал и плохо соображал от страха. Померла! Он оглянулся, ища глазами дверь, но за спиной обнаружился почему-то тоже председатель – нарисованный на огромном портрете. Сенька повернулся снова – вокруг своей оси, будто глобус.
– Похороны сегодня! – сказал председатель, бросая трубку на жалобно тренькнувший рычаг. – А завтра, Бурсак, День международной солидарности трудящихся – Первое мая. Демонстрация, стало быть. – Председатель фальшиво пропел «Утро красит нежным цветом». – А послезавтра и вовсе великий праздник: дочка моя единственная замуж выходит, будем гулять всем районом… Три больших дела, и везде музыка нужна. Справишься?
Сенька только губами шлепнул.
8
И в знакомой «Волге» повезли Бурсака на кладбище. Народ уже собрался, правда, немного: дед-комендант, пасечник, похожий на Джузеппе Сизый Нос, молодица какая-то, комсомольцы по распоряжению председателя – гроб таскать. Вокруг кресты покосившиеся, обелиски со звездами и пара-другая гранитных плит.
И яма готова.
Смотрит обомлевший Бурсак – лежит в гробу Нехристь Лукерка Никифоровна, карга каргой. Иссохла и отощала со дня их последней встречи. На груди орден. А глаза будто приоткрыты. Так и видится Сеньке из-под старческих век внимательное зырканье.
А председатель тут как тут.
– Разрешите, – говорит, – начать траурный митинг…
Закончил председатель и на Сеньку со значением посмотрел. Зажмурился Бурсак, поднес трубу к губам, вдохнул поглубже…
Заиграл печального Шопена.
Поначалу тяжело было, а потом вспомнилось все: как отец впервые трубу принес, как в музыкалке праздником пахло, как Зяма Рубинчик его перед другими хвалил… Потеплело на душе. Играй, труба! Звени, медь! Оплакивай Лукерку Никифоровну, оплакивай Сенькину горькую судьбу.
Одержимый вдохновением, открыл Бурсак глаза. Смотрит – лежит в гробу девушка его мечты. Солнечный луч касается щечки с ямочкой; и, будто проснувшись, поднимает любовь ресницы, смотрит на Сеньку, улыбается…
Тут-то у него кол в груди и встал. Захлебнулся, закашлялся и игру свою вдохновенную завершил неприличным звуком. Глядь…
Нет ни кладбища, ни гроба, ни девушки, а только тарелка с мочеными помидорами, и в ней почему-то окурок. За столом сидит Сенька, и, судя по кружению в башке, весьма поддатый. Вокруг чужие люди пьют за упокой души. Незнакомая молодица соленые огурки трескает. Дед-комендант сало с чесноком наворачивает, Сенькиным пращуром вслух интересуется – почетным чекистом Бурсаком. Дескать, воевали вместе. Хороший человек был, мир его беспокойному праху.
– Отдыхай, музыкант, – говорит председатель. – Завтра демонстрация, дело ответственное, смотри не оплошай!
9
Всю ночь снилась Сеньке девушка его мечты.
– Прости меня, Семен, – говорит. – Зря я жизнь твою молодую погубила. Не выйдет у нас любви – слаб ты, выходит, духом, и счастья своего боишься… А назад теперь ходу нет. Трижды твоя труба петуха пустит – и пропали мы оба, пропали навсегда…
А Сенька во сне не знал, что ответить – в брюхе поминальный ужин революцию устроил. Да и что тут скажешь?
На другой день собрались селяне на демонстрацию по случаю Дня международной солидарности трудящихся. Перед сельсоветом трибуна из досок, вся кумачом обернута, на трибуне председатель, и красный бантик на груди приколот.
185 
