очень нудно 
200 
– А если… если я откажусь?
Человек в штатском усмехнулся, и от его усмешки Сашке стало куда хуже, чем от всего предыдущего разговора.
– Знаете армейскую мудрость: «Не умеешь – научим, не хочешь – заставим»? Куда вы денетесь, Александр Васильевич? Сбежать вам не дадут. Окажете сопротивление – скрутят и доставят к камню силой. Вздумаете сдуру сигануть с девятого этажа – подымем. Живого, мертвого… Уж поверьте, есть для этого и люди, и методы. Рекомендую вызваться добровольцем. Шансов больше.
– Шансов на что?!
– На удачный исход дела. В том числе и для вас лично. В случае принудиловки я ничего не могу гарантировать. А если вы взойдете на камень мертвым… Не скажу, что испытываю к вам особую симпатию, но зла я вам не желаю. Если это потешит ваше самолюбие, можете считать себя… нет, Спасителем не надо, не тот фасон. Скажем, Избранным. Как любят выражаться в нынешних фильмах и фантастике.
«Влип! – явственно осознал Сашка. – По самую макушку».
– Если обряд пройдет благополучно, в том числе и для вас, Александр Васильевич, – за нами, как говорится, не заржавеет. Можете рассчитывать на существенную благодарность. Вот моя визитка.
«И. Я. Химерный», – прочел Нестрибайло на черном прямоугольничке из глянцевого полукартона. Надпись была выпуклая, рельефная. Серебром по черни. Стильно. Еще на визитке имелся номер телефона.
– Премного благодарствуем, – откуда-то взялись силы для ерничанья. – Но неувязочка у вас получается. Если я такой весь из себя Избранный и деваться мне некуда – зачем тогда устраивать цирк вокруг камня? Военные, менты, саперы, дозиметристы… И Великая Китайская стена. Темните, господин Химерный!
Химерный посмотрел на Сашку с некоторой толикой уважения.
– В другой ситуации я не стал бы вам отвечать, Александр Васильевич. Но, учитывая вашу роль в нашем общем деле… Знаете, что такое начальство? Вижу, знаете. Так вот, у меня оно, к сожалению, тоже имеется. Со всеми вытекающими в виде тупости и самодурства. Велено принять меры. Обследовать, выявить степень опасности, закрыть доступ. Я выявил и закрыл. Зная, что предписанные меры ничего не дадут, – но приказы не обсуждаются. Увы, до возведения стены радиус зоны поглощения камня составлял около пяти метров. Теперь он скачкообразно вырос. Камень тянется к людям, камень нуждается в дряни наших сердец. Мы надеялись, что еще есть время…
– Ошиблись?
– Ошиблись, – тяжело вздохнул Химерный. – Заряд на грани критического. Обряд назначен на сегодня. В полночь.
– Я понял, – мертвым голосом произнес Сашка. – Что будем делать?
– Для начала держите пропуск на объект. А теперь слушайте и запоминайте…
* * *
Его высадили на том же самом месте. Как обещали. Правда, не через пять минут, а через полтора часа с того момента, как Нестрибайло сел в черную машину незнакомой марки. Сашка проводил автомобиль взглядом, нащупал в кармане визитку, «корочку» пропуска и побрел куда глаза глядят. Он не ощущал отчаяния, смятения, надежды – ничего.
Пустота.
Где творилось тайное зачатие страха.
В ближайшем гастрономе ноги сами понесли Сашку к ликероводочному отделу. Отдел оказался в придачу еще и коньячным, а к напитку, пахнущему изысканным клоповником, Нестрибайло питал давнюю слабость. Углядев чекушку пятизвездочного «Арарата», журналист приобрел ее, но задумался и в итоге обзавелся дополнительно бутылкой «Асканели». На задней калеретке-медали был такой дружелюбный грузин с усами…
Закуски брать не стал. От нее «градус слабеет», как говаривал один друг детства.
Начал в скверике за универмагом. На скамейке. В гордом одиночестве. Проходившие мимо женщины с малолетними чадами косились без одобрения, а Сашка в ответ лишь заговорщицки подмигивал. Из окна серой «Тойоты», остановившейся напротив, за журналистом наблюдали двое. Нестрибайло приветственно поднял бутылку: ваше здоровье, мол! В окошке уважительно качнулась ладонь соглядатая: все в порядке, дорогой товарищ. Мы тоже люди, все понимаем. Расслабляйтесь под нашим надзором.
Потом он пил с какими-то работягами, присевшими рядом на скамейку. Работяги оказались милейшими, интеллигентными людьми: один – сантехник, другой – тоже сантехник. Сходили в магазин за добавкой. Предстоящий обряд сделался отстраненным, чужим. Надо – значит, надо.
Пойдем и громыхнем.
* * *
– Здорово, братва! Солдат стоит, служба идет?
Двое ментов, скучавших около свежевозведенного редута – верней, около единственного прохода в ограде с «колючкой», – без особого дружелюбия посмотрели на гостя. В «датом» состоянии Нестрибайло становился весел, азартен и остроумен, удивляясь, почему окружающие не разделяют его восторга от самого себя. Протрезвев, он соображал почему и даже давал неисполнимые зароки, но в очередной бутылке умницы-соображения растворялись напрочь.
200 
