очень нудно 
26 
– Водицы б испить, – прохрипел в ответ Федюньша.
И поковылял вслед за Акулькой за угол – там стояла бочка с питьевой водой.
– Эк его… – только и смог выговорить ты.
Уголек снова фыркнул, шарахнулся в сторону, увлекая за собой пустую волокушу, но ты успел удержать битюга за уздечку.
– Тпр-ру! балуй мне! Вот сейчас подкуем тебя, красавца…
И в этот момент из-за избы ударил, разом заложив уши, отчаянный, истошный визг.
Визжала Акулька.
А глотка у девки была – иерихонская.
Стены рушить.
ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
Если крепко ухватить за вихры Акульку Луковку, а она не зажмурится от страха смертного, то меж серыми искрами ее глаз можно разглядеть:
…ива.
На берегу, у самой воды. Отчего плакучая? веселая ива. Весенняя. Склонилась ветвями к плеску-щебету, клейкими листочками вся обвешалась. Одинокий муравей по стволу карабкается. Два щегла в кудрях запутались, друг перед дружкой песнями щеголяют. Треплет ветер желтые косы, расплетает ленты, охальник. Ну и ладно, хоть день, да мой. Пусть.
То не ива – девка; и не девка – ива.
Не подумайте.
* * *
Угол избы-конторянки сам прыгает навстречу, уходит в сторону.
Вот она: визжащая Акулька с вытаращенными от страха глазами. Лежа на спине, судорожно пытается отползти назад, увязая худыми лопатками в мартовской грязи.
Рядом, возле бочки с водой, кривобоко ворочается Федюньша, норовит уцепить лежащий рядом топор-колун. Тело не слушается здоровяка – это тебе знакомо, козырной Валет? ох, как знакомо! – но парень буквально переламывает себя, пальцы вцепляются в топорище…
Выпрямился.
Неужто это девка скорбного чревом Федюньши так испугалась?! Вон и Уголек…
От лабазной ямы боком вывернулась бурая, лохматая туша, зашлась грозным ворчанием. Ах, зараза! а ведь конь чуял, предупреждал!
Медведица!
Небось, лишь на днях из берлоги выбралась. Матерая, лютая. Учуяла запасы в лабазе, сунулась харчить – а тут парень с девкой.
Зверина была оголодалой после спячки, со свалявшейся, висевшей космами шерстью – но норов у лесной хозяйки был княжеский (прости, Княгиня!), и перла она "кабаном›, на всех четырех, не вставая на задние лапы.
Такие – самые опасные.
Сглазил, ром?! – словно подслушав твои мысли, медведица разом поняла, кого из этих двоих стоит опасаться, и, не обращая внимания на визжащую девку, двинулась на Федюньшу.
Парень не сробел: набычился, неуклюже сунул вперед топором.
Будь сейчас крестный сын вдовы Сохачихи в полной силе (а силушка у оглобли на троих меряна!) – зверине бы не поздоровилось. А так: топор лишь краем скользнул по черепу, рассек лапу – но слабо, неопасно…
Глухой рев, взмах страшной лапы, и парень, охнув, отлетел в одну сторону, а топор – в другую.
Дело было плохо, плохо с самого начала, но теперь – и вовсе швах. Медведица разъярилась не на шутку; если ее сейчас не остановить – собирать рубщикам клочки по закоулочкам! А как остановишь? Ружья-то нет, и рогатины под рукой нет, и ножа медвежьего, а даже и будь он, ножик…
Знакомая волна робко плеснула внутри. Помедлила, вопрошая; застыла в зените. Ринулась во все стороны звенящими, гитарными переборами, горячим варом шибанула в голову, в забубенную головушку Валета Пикового, Дуфуни Друц-Вишневского; последним хмелем опьянила, повела, и ты понял остро и шало, идя душой в таборной пляске: да, только так!
Никак иначе.
И еще ты понял, что жизнь – хорошая штука.
Была.
В следующий миг волна с ревом исторглась наружу.
* * *
Миг силы, миг власти.
Миг хмельной воли и вседозволенности.
Миг, за которым – смерть.
Моргни – уйдешь.
Но Безносая уличной побирушкой обождет у порога. Время еще есть, времени еще навалом – дожить взахлеб.
Успется.
– Ай, красавица, зачем плачешь? зачем добрых людей пугаешь?! Лапку порезали, да? Болит лапка? Ничего, сейчас папа поцелует, и все пройдет… правда?
Пальцы утопают в жесткой косматой шерсти. Гладят, расправляют; ладонь накрывает рану, и ты чувствуешь, как из медвежьей лапы в ужасе бежит боль, как останавливается, мгновенно сворачиваясь, кровь; и вот уже выражение влажных звериных глаз меняется, в них больше не клокочет смешанная с болью ярость – в них благодарность и… удивление? Удивление – у зверя?!
Да.
Да! ай, мама, дэвэл дэла, ай нэ, дэвэл дэла[8]!..
– Ну вот, видишь, все прошло. Ты паренька не трогай, это он с перепугу. Он больше не будет. Ты его не трогай – и он тебя не тронет. Договор дороже денег?
26 
