11 
У супругов была дочь — она училась в Токио, в университете, и приезжала домой только на каникулы, поэтому они принимали деревенских девушек, что навещали их довольно часто, как собственных дочерей. Они искренне отзывались на все их беды, радовались их удачам.
Смотрителем маяка хозяин работал уже лет тридцать. Внешне он казался суровым. Когда деревенские мальчишки из озорства подкрадывались к маяку, он набрасывался на них с криками — голос у него был громкий, но красивый. Мальчишки боялись смотрителя, однако человеком он был добродушным. Живя одиноко, вдали от всех, супруги полностью утратили представление о человеческом зле. На маяке гостей встречали радушно. У них бывали посетители из самых отдаленных мест, порой не всякий приходил с добрым намерением, однако супруги приветливо встречали каждого, и это отогревало самые ожесточенные сердца. Хозяин частенько говаривал: «У зла короткие ноги, все равно оно дальше добра не уйдет».
Его жена была тоже доброй женщиной. Раньше она учительствовала в сельской школе. За годы жизни на маяке она прочитала немало книг, ее голова была напичкана просто энциклопедическими знаниями. Она бывала в Милане, в «Ла Скала»; едва не стала актрисой в Токио, но однажды вывихнула правую ногу. После долгих споров с мужем она все-таки настояла на том, чтобы стать простой домохозяйкой, и ушла в заботы о нем: то подшивала ему носки, то стряпала что-нибудь. Когда приходили гости, болтала с ними без умолку. Среди деревенских жителей она славилась красноречием. Однако некоторые, не чуравшиеся совать нос в чужие дела, сравнивали ее со своими молчаливыми женами и сочувствовали смотрителю маяка, уважавшему супругу за эрудицию.
Их казенная квартира состояла из трех просторных комнат. Они сияли чистотой. В столовой на стене висел календарь судовой компании, в ирори никогда не скапливалась зола.
В одном углу гостиной стоял столик. Когда не было дочери, его украшала французская кукла; там же, переливаясь на свету, стоял пустой стакан для карандашей из зеленого стекла. За домом у них была установлена даже ванна гоэмон, которая раньше подогревалась машинным маслом, а потом старый обогреватель заменили газовым. У них даже голубенькое ручное полотенце в уборной всегда было свежевыстиранным — не в пример другим домам.
Большую часть дня смотритель проводил возле печи, покуривая латунную трубку. Днем маяк не горел. В сторожке сидел только молодой помощник — наблюдал за прохождением судов.
В тот день в кружке по этикету занятий не было. Ближе к вечеру пришла Хацуэ с гостинцем — завернутым в газету трепангом. На ней были темно-синяя юбка и красный свитер; поверх бежевых хлопковых чулок — красные носки.
Когда она вошла, хозяйка скороговоркой произнесла:
— А вот к синей юбке лучше бы надеть черные носки, Хацуэ-сан.
— Хорошо, — ответила Хацуэ, слегка покраснев.
Она присела на пол возле печи. Вначале возникла неловкость, но хозяйка сумела сгладить ее. В ее речи не звучал тот учительский тон, с каким она говорила на лекциях в кружке. Но когда она прямо спросила: «Есть ли у тебя любимый друг?» — то заметила, как девушка смутилась. Даже хозяин однажды задал бестактный вопрос.
Наступал вечер, и смотритель с женой в два голоса настойчиво предлагали ей поужинать с ними вместе. Хацуэ отказывалась, мол, дома ждет старый отец; но все-таки вызвалась похлопотать на кухне. Она сидела с потупленным взглядом, пунцовая от смущения, и не притронулась даже к сладостям, которые поставили перед ней. Выйдя на кухню, Хацуэ вздохнула с облегчением. Она резала трепанга, напевая народную песню. На острове ее часто исполняли во время праздника «Бон».[3] Бабушка научила ее этому напеву только вчера: «Комод, сундук, футляр для ножниц, подождите, я еще вернусь…»
— Я до сих пор не выучила этой песни, хотя живу на острове третий год, а ты, Хацуэ-сан, уже распеваешь! — воскликнула хозяйка.
— В Оидзаки есть похожая песня, — сказана Хацуэ.
Снаружи послышались шаги.
— Здравствуйте! — раздался из сумерек голос.
Хозяйка выглянула за двери кухни.
— Никак в гости пожаловал, Синдзи-сан? Опять с рыбой! Большое спасибо! Хозяин, Кубо-сан принес рыбу!
— Всегда спасибо! — ответил смотритель маяка, поднимаясь от печи. — Входи, входи, Синдзи-кун!
Синдзи и Хацуэ переглянулись, пока хозяева приветствовали гостя. В тот момент, когда Синдзи улыбнулся девушке, хозяйка неожиданно обернулась и перехватила взглядом их улыбки.
11 
