36 
Над морем моросил дождь. Капитан и Ясуо легли на татами в темной каюте и уснули. С тех пор как они сели на катер, Ясуо не сказал Синдзи ни слова. Юноша посмотрел в забрызганный каплями дождя иллюминатор, затем развернул пакет. Там были оберег из храма Хатидай, фотография Хацуэ и письмо. Синдзи стал читать.
«Синдзи, отныне я буду каждый день ходить в храм и молиться за твое благополучие, ибо мое сердце полностью принадлежит тебе. Очень прошу тебя, возвращайся целым и невредимым! Пусть тебя сопровождает в этом плавании моя фотография. Я сделала ее в прошлом году на мысе Дайодзаки. Мой отец ничего не говорил о нынешних делах, но раз уж он посадил тебя вместе с Ясуо на одно судно, то сделал это намеренно, что-то он задумал… И все же мне кажется, что еще не все потеряно! Я прошу тебя, крепись, не теряй надежды!»
Он прочитал письмо, и мужество вновь вернулось к нему. Он вновь почувствовал себя сильным, все его мускулы напряглись. Ясуо еще спал. Синдзи влюбленно рассматривал фотографию девушки в свете иллюминатора. Хацуэ стояла под огромной сосной, а налетевший морской ветер развевал подол платья. Ее фигурка, облепленная белым летним европейским платьем, казалась обнаженной. И, словно этот морской ветер, на него нахлынули воспоминания…
Синдзи забыл о времени. Когда на фотографию упала тень медленно проплывавшего в дымке дождя острова Тоси, он нахмурился от досады. Стало грустно. Юноше уже было знакомо это странное чувство любви, что заставляет сердце томиться желаниями и страдать…
Когда катер прибыл в Тобу, дождь прекратился. В небе расступились облака, и сквозь прогалины проникли слабенькие золотисто-белые лучи. Среди множества рыбацких суденышек, стоявших на рейде, заметно выделялась шхуна «Утадзима». На влажной, сияющей на солнце палубе суетилось трое человек. С белой крашеной мачты падали, поблескивая, дождевые капли. Над трюмом склонился огромный кран. Экипаж судна еще не вернулся из увольнения.
Каюта для юношей размещалась по соседству с каютой капитана. Прямо над ней — камбуз и столовая на восемь татами. В каюте имелся рундук для вещей, вдоль стен по обе стороны крепились одна над другой шконки, на полу лежал коврик. Две шконки справа — верхняя и нижняя — были застелены, слева — только одна, главного механика. С потолка на ребят смотрели фотографии актрис.
Синдзи и Ясуо заняли верхнюю и нижнюю постели. Кроме механика в этой каюте спали первый и второй помощники капитана, боцман и матрос. Поскольку кто-то из них всегда стоял на вахте, шконок всем хватало. Капитан показал новоприбывшим понтонный мост, трюм, капитанскую каюту и столовую, после чего оставил ребят одних и велел отдыхать, пока не прибудет остальная команда. Юноши переглянулись. Ясуо выглядел уныло. Он первым пошел на примирение.
— Ну, ладно, будем друзьями! На острове всякое бывало, а теперь давай все забудем!
— Хорошо, — улыбнулся Синдзи.
Ближе к вечеру вернулся экипаж. Многие были земляками юношей, и те знали всех хотя бы в лицо. Дыша перегаром, моряки подтрунивали над новичками. Ребятам объяснили их ежедневные обязанности.
Шхуна снималась с якоря на следующий день в девять утра. Синдзи тотчас получил задание сиять на рассвете с мачты палубный фонарь, который вывешивался на время якорной стоянки. Всю ночь Синдзи почти не спал, поднялся до восхода солнца и, едва забрезжило, отправился на палубу снимать фонарь. Предрассветные лучи кое-как проникали сквозь изморось. Уличные фонари двумя шеренгами протянулись от порта до железнодорожной станции. С вокзала нагло прогудел паровоз.
По голой, мокрой и холодной мачте юноша вскарабкался наверх. Парус был свернут. Шла зыбь, и судно покачивалось. С первыми рассветными лучами, рассеянными туманной моросью, свет палубного фонаря поблек, стал молочно-белым. Синдзи потянулся рукой за фонарем. Фонарь сильно раскачивался на крюке, словно не желал покидать насиженное место. Под запотевшим стеклом мерцало пламя, дождевые капельки стекали на запрокинутое лицо юноши. «Интересно, в каком порту придется снимать этот фонарь в следующий раз?» — подумал Синдзи.
Шхуна «Утадзима», зафрахтованная «Японскими грузовыми перевозками», доставив на Окинаву лесоматериалы, возвращалась в Кобэ. Весь путь в оба конца занимал около полумесяца. Корабль заходил в Кобэ, пройдя через пролив Исэ; потом поворачивал на запад и шел проливом внутреннего моря в порт Модзи на карантин. Они шли на юг вдоль восточного побережья Кюсю, в порту Хинами префектуры Миядзаки получали разрешение на выход из гавани.
36 
