очень нудно 
60 
– И Кто бы мне сказал, как он ухитрился, – сказал Урн. – Никто никогда не проходил через лабиринт без гида. Как ему удалось?
Слепые глаза Дидактилоса смотрели сквозь Бруту. – Не представляю, сказал он. Брута повесил голову. – Он действительно сделал все это? – сказал Симони. – Да. – Ты идиот! Ты полный кретин! – вопил Ом. – И ты бы повторил это перед людьми? – сказал настойчиво Симони. – Пожалуй. – Ты бы выступил против Квизиции?
Брута жалобно уставился в ночь. Позади пожары Эфебы слились в одну оранжевую искру. – Все что я могу сказать, это то, что я помню, сказал он. – Мы все покойники, сказал Ом. – почему бы тебе просто не выбросить меня за борт? Этот пустоголовый захочет, чтобы мы вернулись в Омнию!
Симони задумчиво потер подбородок. – У Ворбиса много врагов, сказал он, в определенных обстоятельствах. Лучше бы он был убит, но все назовут это убийством. Или даже мученичеством. Но суд… если будут свидетели… если они хотя бы подумают, что будут свидетели… – Я вижу ход его мыслей! – кричал Ом. – Мы спасены, если ты заткнешься!
– Ворбис на скамье подсудимых, – размышлял Симони. Брута побледнел от этой мысли. Это был тот тип мыслей, который почти невозможно удержать в голове. Это был тот тип мыслей, в котором не было смысла. Ворбис на скамье подсудимых? Суды случались с другими. Он вспомнил Брата Мардака. И солдат, погибших в пустыне. И все то, что было сделано остальным людям, в том числе и Бруте. – Скажи, что не помнишь! – вопил Ом. – Скажи ему, что не можешь вспомнить!
– И если бы его судили, сказал Симони, его признали бы виновным. Никто не рискнул бы поступить иначе. Мысли всегда медленно продвигались в голове Бруты, подобно айсбергам. Они медленно приходили и медленно уходили, и пока они были, они занимали много места, большей частью под поверхностью. Он подумал: «Худшее заключается не в том, что Ворбис плох, а в том, что он заставлял хороших людей поступать плохо. Он превращал людей в подобия себя. Этого не излечить. Ты заразился от него. Не было слышно ни звука, кроме плеска волн о корпус Безымянного Корабля и вращения философского двигателя. – Если мы вернемся в Омнию, нас поймают, сказал Брута. – Мы можем пристать подальше от портов, страстно сказал Симони. – Анк-Морпорк! – кричал Ом. – Перво-наперво мы должны доставить Г-на Дидактилоса в Анк-Морпорк, сказал Брута. – Потом я вернусь в Омнию. – Можешь меня там и оставить! – сказал Ом. – Я быстро найду себе несколько верующих в Анк-Морпорке, не важно, во что они там веруют!
– Никогда не видел Анк-Морпорка, сказал Дидактилос. – Так что по-прежнему живешь – учишься. Я всегда так говорил, он повернулся лицом к солдату. – Вопя и пинаясь. – В Анке есть наши эмигранты. сказал Симони. – Ты будешь там в безопасности. – Удивительно! – сказал Дидактилос, только подумайте, этим утром я и не знал, что я в опасности. Он снова сел внутри корабля. – Жизнь в этом мире, сказал он, как это и было всегда, есть пребывание в пещере. Что мы знаем о реальности? Все что мы можем узреть об истинной природе существования, есть, пожалуй, не более, чем смущающие и вызывающие изумления тени, отбрасываемые на внутреннюю стену пещеры невидимым ослепительным лучом света абсолютной истины, по которым мы можем определить или не определить проблеск достоверности, и мы, как ищущие мудрости троглодиты, можем поднять свои голоса к незримому, и смиренно сказать: «Ну, давай, сделай Деформированного Кролика… он мне больше всех понравился.»
* * *
Ворбис поковырял ногой пепел. – Костей нет, сказал он. Солдаты стояли молча. Серые пушистые хлопья разваливались и немного разлетались в утреннем бризе. – Неправильный пепел, сказал Ворбис. Сержант открыл было рот. – Будь уверен, я узнал бы тот, о котором говорю, сказал Ворбис. Он прошелся над обуглившейся крышкой люка и ткнул ее пальцем ноги. – Мы проследили, куда ведет туннель, сказал сержант, с интонациями человека, который вопреки опыту надеется, что если его голос будет звучать подобострастно, то он избегнет гнева. – Он выходит наружу у доков. – Но если войти в него из доков, он не приведет сюда, задумчиво проговорил Ворбис. Дымящийся пепел, казалось, завораживал его. Бровь сержанта изогнулась. – Понял? – сказал Ворбис. – Эфебцы не стали бы строить дорогу наружу, которая была бы и дорогой внутрь. Мозг, задумавший лабиринт, не сделает такого. Должны быть… створки. Возможно, последовательность приводящих в движение камней. Ловушки, действующие лишь на пути в одну сторону. Пролетающие лезвия, появляющиеся неожиданно из стен. – А. – Самые хитрые и запутанные, несомненно. Сержант провел сухим языком по губам. Он не мог читать Ворбиса, как книгу, ибо никогда не было книги вроде Ворбиса. Но у Ворбиса были определенные привычки мышления, которые через некоторое время можно изучить. – Вы желаете, чтобы я взял отделение и проследовал по нему от доков, сказал он глухо. – Я как раз собирался предложить это, сказал Ворбис. – Да, лорд. Ворбис похлопал сержанта по плечу. – Не расстраивайся, сказал он бодро, – Ом оберегает сильных верой. – Да, лорд. – Потом доставите мне полный отчет. Но в первую очередь… они не в городе?
60 
