Последние отзывы

  118  

Вавач, это кольцо в четырнадцать миллионов километров, развернулся, как разрезанная цепь.

И теперь не существовало ничего, чтобы удержать это. Собственный спин орбитали, источник цикличной смены дня и ночи и её искусственного тяготения, превратился в силу, разорвавшую её. Со скоростью примерно сто тридцать километров в секунду Вавач швырнул себя во внешний космос, раскрутившись, как отпущенная пружина.

Белая огненная линия появлялась снова, снова и снова. Она методично работала вдоль всей орбитали, аккуратно разбивая её на квадраты со стороной в пять тысяч километров. Каждый из них содержал сандвич из триллионов и триллионов тонн сверхплотного базисного материала, воды, земли и воздуха.

Вавач стал белым. Сначала сетевой огонь превратил воду в облака. Потом растекающийся воздух, который поднимался с каждого гигантского квадрата, как тяжёлый пар со стола, превратил свой груз водяного пара в лёд. Океан, уже не удерживаемый силой вращения, растекался, очень медленно переливаясь через край каждой плиты разрезанного базисного материала, превращался в лёд и кружился в космическом пространстве.

Прецизионная огненная линия скользила дальше, навстречу направлению вращения, разрезая все ещё изогнутые, все ещё вращающиеся куски орбитали своими смертельными световыми вспышками — светом с другой стороны нормальной ткани реальности.

Хорза вспомнил, как это назвал Джандралигели, тогда, когда Ленипобра был так воодушевлён ожидаемым зрелищем разрушения.

«Оружие, которое означает конец Вселенной», — сказал тогда мондлидицианин. Хорза вгляделся в экран и понял, что имел в виду этот мужчина.

Исчезло все. Все. Обломки «Ольмедреки», столообразный айсберг, с которым она столкнулась, обломки парома «ВЧВ», тело Миппа, тело Ленипобры, то, что осталось от трупов Фви-Зонга и мистера Один… от других, ещё живых пожирателей — если их не спасли… от арены игры-катастрофы, от доков и тела Крайклина, от лодок на воздушной подушке… животных и рыб, птиц и микроорганизмов, от всего: все мгновенно сгорело или замёрзло, стало вдруг невесомым, закружилось в пространстве, исчезло, умерло.

Безжалостная огненная линия закончила свой путь вокруг орбитали точно в том же месте, откуда начала его. Теперь орбиталь превратилась в розетку из белых плоских квадратов, медленно отдаляющихся друг от друга и уносившихся к звёздам: четыреста отдельных плит из замёрзшей воды, ила, земли и базисного материала двигались над или под планетарной плоскостью системы наружу, как будто сами были плоскими, четырёхугольными мирами.

Было мгновение милости в том, как Вавач умирал в одиноком огненном великолепии. Потом из его тёмного центра поднялась новая сияющая звезда и взорвалась, поражённая той же ужасной энергией, которая раздробила этот мир вокруг неё.

И Вавач засветился, как поражённая мишень.

Хорза успел подумать, что Культура может быть довольна, и тут экран ярко вспыхнул во второй раз. Каждая из этих отдельных игральных карт и втулка взорванной орбитали разом сверкнули ледяным искрящимся сиянием, как будто сквозь каждый обломок засиял миллион крошечных белых звёзд.

Потом свет померк, и эти четыре сотни плоских миров с их центральной осью исчезли, заменённые сетью кубических тел, которые взрывоподобно удалялись друг от друга и от останков растворяющейся орбитали.

Эти куски тоже сверкали, разрывались на миллиарды огоньков размером с острие иглы; они, угасая, оставляли обломки, которые были уже такими мелкими, что едва различались.

Вавач был теперь вздувшимся, спиралевидно изогнутым диском сверкающих осколков. Он очень медленно расширялся, как кольцо из блестящей пыли на фоне звёзд. Сверкающий, искрящийся центр придавал ему вид гигантского, никогда не мигающего безвекового глаза.

Экран осветился в последний раз. На этот раз невозможно было разглядеть ни одной световой точки. Теперь сияла нечёткая, но разбухшая картина мира, раздроблённого внутренним жаром, который сделал из него кольцеобразное облако, гало белого света с бледнеющим зрачком в центре. Потом видение исчезло, и только солнце освещало расширяющийся нимб аннигилировавшего мира.

Возможно, ещё было что посмотреть на другой длине волны, но экран в столовой был установлен на нормальный свет. Только электронные мозги, только звёздные корабли могли бы превосходно видеть все разрушение, только они были в состоянии полностью оценить его по достоинству. Из всего электромагнитного спектра человеческий глаз без вспомогательных средств видит менее одного процента: единственную октаву излучения из чудовищно длинной клавиатуры оттенков. Сенсоры звёздного корабля увидели бы все, от одного конца спектра до другого, намного более детально и с много меньшей кажущейся скоростью. Представление разрушения Вавача, несмотря на всю его воспринимаемую людьми величественность, совершенно потеряло бы свою зрелищность для не различающих цвета глаз животного. Спектакль для машин, подумал Хорза, и ничего больше. Номер для проклятых машин.

  118