Во Фригии, Лидии, Карии, Памфилии были банкиры, слушавшие в юности лекции Платона; теперь они посылали своих сыновей учиться у Аристотеля. Государи, вдохновляясь идеями этих философов, открывали в своих столицах академии и ликеи; если кто-либо заказывал себе новый дом, то непременно греческому архитектору; аттическим художникам и скульпторам щедро платили, и города изобиловали их произведениями; один тиран не счел слишком высокой цену в двадцать золотых талантов за то, чтобы получить послание, написанное рукой Исократа. Риторы, поэты, актеры были не в силах принять все приглашения и переезжали из города в город, чтобы выступать там публично. Человеку хотелось казаться греком даже после смерти, и он заказывал себе саркофаг из пентелийского мрамора.
Если на взгляд некоторых афинян македоняне были еще довольно неотесанным народом, то для Востока Александр Македонский, гегемон Греции, представлял целую цивилизацию, которой все восхищались; он нес ее, казалось, в себе самом. Девять муз шли по дороге, пролагаемой его мечом, и он сам был как бы воплощением Эллады.
Оставив Пармениона продолжать занятие западной Фригии, завоеватель пошел на Лидию, где древняя столица Креза – Сарды, открыла перед ним ворота без боя. Александр остался там ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы заложить первый камень святилища Зевса на холме – там, где в день его прихода пролился грозовой дождь. На смену сатрапу Спиридату, которого Клит убил при Гранике, он поставил правителем одного из своих командиров – Асандра, из семьи Пармениона. Затем он достиг за несколько дней Эфеса – города, где в день, когда он появился на свет, сгорел большой храм Артемиды, жрецы которого предсказали его судьбу. Александр постановил, что налоги, которые город платил персидскому царю, будут теперь поступать в сокровищницу храма. Два знаменитых художника работали в то время над восстановлением здания: архитектор Динократ и живописец Апеллес. Александр пришел в восхищение от сделанного ими; он решил, что обратится к Динократу, когда задумает строить новые города, и трижды позировал живописцу, который изобразил его верхом на Буцефале и с молнией Зевса в руке. Александр был сначала не вполне доволен портретом; он находил, что он, и особенно конь, получились непохожими на себя. Он пожелал дать мастеру уроки искусства; но гениальный Апеллес был обидчив. «Царь, – ответил он, – ты бы лучше не говорил о таких вещах, потому что ты смешишь моих учеников. Твой конь понимает в живописи лучше, чем ты».
Когда насмешка исходила не от человека царского звания, Александр воспринимал ее добродушно; ему не было неприятно, если ему противоречили, ибо он зидел в этом доказательство искренности. Апеллес стал вскоре его другом, и Александр распорядился, что отныне никакой другой живописец не будет писать с него портрета, как уже раньше решил, что Лисипп станет единственным, кто запечатлеет его черты в мраморе и бронзе.
Город Милет у устья Меандра, пожелав остаться нейтральным, заявил, что его порт будет равно открыт для кораблей Александра и для персидского флота. Последний, насчитывавший четыреста судов, был сосредоточен поблизости. Городу было суждено жестоко расплатиться за свой нейтралитет.
Парменион, вышедший на соединение с Александром, советовал дать морской бой; Александр же, упрекнув его в том, что он дурно толкует знамение – падение орла, которое видели с моря, – отказался вверить свое счастье волнам и избрал сражение на суше. Город был взят приступом; в жестокой схватке были убиты молочный брат Александра Протей и другой сын кормилицы Ланики, то есть два племянника Клита; но из защитников Милета спаслись только триста греческих наемников Дария, укрывшихся на маленьком островке; взяв их в плен, Александр включил их в состав своего войска. Затем он временно распустил свой флот, и Никанор, который им недолго командовал, снова возглавил легковооруженную пехоту.
В пятидесяти стадиях к югу Мемнон, разбитый при Гранике, заперся в Галикарнасе с остатками своей армии. Чтобы заверить Дария в своей преданности, старый родосский полководец послал ему свою жену Барсину и своих детей в качестве заложников. И Дарий передал ему правление всей Малой Азией.
Тогда Александр пошел на Галикарнас – город, куда тремя годами раньше, в пору своей ссоры с Филиппом, он отправил послом актера Фессала просить руки царевны, которую предназначали его сводному брату Арридею.